Разорванные цепи - [3]

Уже гораздо позже, повзрослев и затеяв войну с очередной силиконовой куклой Барби, претендующей на роль моей мачехи, я поняла смысл слов моей старой нянюшки. Я- сирота, а мой папа — завидный жених, богатеющий с каждым годом все больше и больше. И очень ценный приз для гламурных фиф, которых не смущал такой довесок, в виде меня, в их охоте на холостого олигарха. Они бесконечным хороводом сменяли одна другую, не задерживаясь надолго в стенах нашего большого дома, становясь очередной мишенью для моих детских, порой очень злых каверз. Я тайком, на цыпочках, пробиралась в комнату папы, чтобы изрезать брендовые наряды в шкафу, которые разложила там очередная мадам. Или "случайно" выливала флакон дорогущих духов, добавляла клея в тушь, выдавливала зубную пасту на подушку. Почему мне все сходило с рук, и зачем я затевала новое выдворение с очередной претенденткой? Тогда я не понимала, что отчаянно ревновала папу, не задумываясь, что он еще молодой мужчина и ему жизненно необходимо женское тепло и ласка. С детской жестокостью и непониманием, я в очередной раз прибегала к нему в кабинет, забиралась на колени и выплескивала ему все обиды на пассию, которая, не выдержав "набега" на свою комнату, начинала кричать и воспитывать наглую малолетку. А утром, скрывая злорадную улыбку, наблюдала в окно своей комнаты, как охранник укладывает в багажник машины чемодан неудачницы. Папа так и не женился, и возможно, в этом была моя вина, но в какой-то момент хоровод претенденток перестал появляться в нашем доме.

Наверное, он встречался с женщинами в других местах, но я успокоилась, поняв, что в его мире есть, и будет по-настоящему только одна любимая женщина — его дочь. Я, самая родная, самая обожаемая, самая красивая, самая нужная. За благополучие которой, он, не задумываясь, отдаст все, что у него есть, только чтобы его кровиночке и дальше было легко жить на свете.

Он прекрасно понимал в каком мире мы живем, и как жестоко этот мир бизнеса и денег избавлялся от конкурентов. Здесь не было жалости и нежности, здесь человек мог с тобой разговаривать, улыбаясь и одновременно представляя, как ты будешь захлебываться собственной кровью, когда недрогнувшая рука наемного убийцы всадит тебе под ребра острый нож. И только потому, что ты выиграл очередной тендер на строительство, который он тоже хотел. Ты был более удачлив в этот раз и вырвал лакомый кусок из его алчных рук. Но пока ты на коне и удача ходит за тобой как привязанная, ты неприкосновенен, как и все члены твоей семьи. И он улыбается тебе, жмет руку, поздравляя с очередной победой, а ты, зная неписанные правила игры, улыбаешься в ответ, отвечая, что эта мелочь не стоит его внимания, ведь в прошлый раз именно он отхватил тот дорогой кусок, суливший огромные барыши. И на который зарились все ваши знакомые партнеры по бизнесу. И даже, если в каком-то деле случались досадные ошибки, то в первую очередь в расход шли незначительные пешки, которые и держались именно для таких случаев, а элита бизнеса, самые сливки не могли пострадать не потому, что их каждого защищала целая армия охранников, а потому, что их защищала власть. Та власть, которая держалась на огромных деньгах, которые посчастливилось заработать немногим, да и не всегда законным путем. Власть денег, вознесшая их над толпой и сделавшая почти неприкасаемыми и неподсудными для законов, написанных для неудачников.

Родись я мальчиком, возможно моя жизнь сложилась бы несколько иначе. Более сурово, жестко, насыщенно, приближенно к реалиям жизни, которой должен бы жить наследник семейного бизнеса. Но я родилась девочкой, меня баловали с первых дней жизни, потакали, любили и задаривали всем, на что падал мой взгляд. Я получила прекрасное образование: сначала в элитной гимназии, а потом и в престижном университете, в который я попала после того, как, приехала на первые в своей "взрослой" жизни студенческие каникулы из Англии, куда мой папочка отправил дочку получать высшее образование после окончания гимназии. Тогда я наотрез отказалась возвращаться на продолжение учебы. Даже закатила так мне несвойственную истерику с криками и причитаниями, требуя не отправлять меня в эту казарму с учителями-церберами, где я умру от жестокого обращения противных "англиков". Я так ревела, орала и заикалась, что у меня поднялась температура, я перепугала всех, не только отца, но и прислугу, а своего все-таки добилась. Папа решил, что его кровиночка должна продолжить свое образование в родной стране, рядом с ним. Чуть позднее он признался, что и сам был не в восторге от того, что его дочка впервые уехала от него так далеко, он скучал, наверное, так же сильно, как и я, в этом туманном Альбионе. Не знаю, какие рычаги воздействия и на кого применил мой отец, но в первый день второго семестра я уже числилась студенткой первого курса университета в родном городе.

Но это было чуть позднее того, о чем я сейчас так некстати задумалась, сжимая маленькую ладошку идущего рядом сына и подстраиваясь под его шаги. Почему-то именно сегодня в мою голову настойчиво лезли мысли о не таком уж и далеком прошлом. Видимо, годовщина смерти отца так повлияла на меня, что перед глазами мысленно проносились картинки совместных теплых посиделок в его кабинете. Папа, сидящий за массивным столом в удобном кресле и занимающийся очередными делами, и я, девочка лет четырнадцати, примостившаяся у окна на небольшом диванчике и увлеченно рисующая очередной " шедевр". На журнальном столике напротив меня дремала кошка Мурка, которую я и рисовала. Отведя взгляд от рисунка, попросила папу дать мне несколько листов бумаги, а то свои я все использовала, а хитрая Мурка никак не хотела получаться как надо.