Разорванные цепи - [16]

— Ты открыла свой поганый рот и заявила, что тебе нужно пространство, когда я тебя предупреждала о нем. Я дала тебе пространство, и вот смотри, к чему ты пришла сейчас! — Садагет указaла на ее живот, недоуменно качая головой.

Садагет подошла еще ближе, стараясь рассмотреть живот дочери:

— И как давно ты уже беременна?

Эсмира мечтала стать невидимой; вместо этого, она беспомощно стояла перед своей матерью:

— Думаю, шесть месяцев. Но я не уверена.

Садагет села на стул и принялась громко тарабанить пальцами по столу.

— Как ты могла так со мной поступить? Разве я не повторяла тебе много раз, что никто не должен даже прикасаться к тебе до замужества? Ты и правда не смогла дождаться, пока он женится! Ты действительно шлюха!

Услышав эти слова, Эсмира посмотрела на мать сердито. Слабость, которую она чувствовала недавно, куда-то испарилась. Грудь сдавило тисками.

— Мама, прекратите орать, соседи услышат вас! Вы меня обзывали шлюхой безо всяких причин, начиная с подросткового возраста. Да, я совершила ошибку, но я не шлюха! Он напоил меня, и после этого мы переспали. Я не отдавала себе отчет в том, что делала! — она подошла ближе к матери и, ткнув ее пальцем, продолжала, — Не называйте меня шлюхой. Мне это неприятно!

Девушке было больно стоять, потому она села на стул, громко дыша.

— Я тебя предупреждала, что он будет плохо влиять на тебя, но ты не слушала, — сказала Садагет, немного спокойнее. — И почему дети никогда не слушают своих родителей? Если б ты прислушивалась к моим мудрым советам, ничего бы такого не произошло.

Садагет налила еще одну чашку чая.

— Ты знаешь, что люди будут пальцем на тебя показывать? А этот негодяй хоть знает о твоей беременности?

— Да, я сообщила ему, — ответила Эсмира, чувствуя движение в животе.

— И что он об этом думает?

— Не хочет думать ни о ребенке, ни о женитьбе, — голос Эсмиры дрожал.

— Если этот ублюдок думает, что он может тебя обрюхатить и испариться, то он сильно ошибается, — Садагет сказала это, стукнув чашкой о стол с такой силой, что некоторое количество чая выплеснулось наружу.

— Я этому подонку позвоню и, будь уверена, он женится на тебе! — Садагет вопила, потрясая кулаком в воздухе.

— А если он откажется? — взмолилась Эсмира.

Садагет поднялась со стула.

— У него не будет выбора, как только жениться на тебе. Иначе он будет судим за изнасилование! Иди к себе и не ходи завтра на работу.

Эсмира встала, чувствуя, что камень свалился с ее плеч. Она задышала легко и на мгновенье закрыла глаза. «Хорошо, что я больше не должна сидеть перед ней с голым животом».

Мать прервала ее размышления:

— И все-таки это не только его вина. Это ты позволила такому случиться. Никто тебе алкоголь в глотку не лил. Почему ты позволила ему напоить себя?

У Эсмиры не было ответа. Она продолжала стоять, как вкопанная, молча слушая прожигающие слова своей матери.

— В любом случае, дай мне его номер, — требовала мать.

Эсмира прошла в свою комнату, записала телефонный номер Самеда и отдала его матери. Садагет зашла в свою спальню, но задумалась, стоит ли звонить ему сейчас, в такую рань, и решила позвонить чуть позже. Она устроилась на постели, стараясь уснуть.

«Я делала все, чтобы защитить ее от хищных самцов, заботилась о том, чтобы она не стала матерью-одиночкой, как я, страдающей от общественного осуждения. После всего этого какой мусульманин захочет жениться на блуднице, получив еще и ее незаконнорожденного ребенка в нагрузку?»

Садагет была разочарована Эсмирой. Она намеренно не выходила замуж после развода, чтобы защитить свою дочь, и все равно Эсмира сделала именно то, чего так боялась Садагет. «Молодому поколению нужно слушать старших, которые уже прожили достаточно долго, чтобы набраться мудрости, здравого смысла и знаний, которых нет у молодежи», — думала Садагет, продолжая держать глаза открытыми.

Беспокойная Эсмира тоже не могла уснуть, размышляя, что Самед будет делать после разговора с Садагет. «Согласится ли он жениться на мне или постарается сбежать? Я надеюсь, мать не зайдет слишком далеко. Но она может наделать шуму». Девушка смотрела на белые часы, висящие на стене. «Ох, как же быстро летит время. Мне нужно поспать». Поглощенная переживаниями, она все же как-то умудрилась уснуть. И проспала около четырех часов.

В 7:30 Садагет позвонила Самеду. Он как раз одевался, когда раздался телефонный звонок. Самед удивился, кто может ему звонить в столь ранний час. Вначале он игнорировал звонок, но телефон продолжал звонить. Несколько раздраженно Самед ответил:

— Да?

Голос ответил ему:

— Доброе утро. Я могу поговорить с Самедом?

— Да, это я.

— Я мать Эсмиры, и мне хотелось бы поговорить с тобой лицом к лицу, — Садагет старалась сохранять спокойствие. — Можешь ли ты прийти к нам?

Чувство опасности вызвало у Самеда мгновенную головную боль.

— Садагет-ханим, я очень занят эти дни и не смогу прийти.

— Послушай меня, ублюдок! А ты не занят был, когда обрюхатил мою дочку? Тебе лучше все-таки найти время прежде, чем я сообщу в милицию об изнасиловании! — кричала Садагет в трубку.

— Я ее не насиловал. Она добровольно со мной спала! — выпалил Самед.