Разорванное пространство - [40]

Пять минут спустя она уже снова сидела в личном вагоне, направляясь в свой дворцовый комплекс на встречу, которая больше всего ее пугала, – с графиней Рафеллией Майзен-Персо из дома Персо, который являлся правящим домом в системе Локоно и обладал монополией на ракообразных и некоторых хрящевых рыб. В системе Локоно жило шестьдесят пять миллионов человек – на шести спутниках, в двенадцати крупных поселениях и сотне с лишним поселений поменьше.

Это была также первая система, которой, по прогнозам, предстояло первой оказаться полностью отрезанной от остальной Взаимозависимости.

В настоящее время ее три входящих и четыре исходящих течения Потока пребывали в полном порядке. Примерно через шесть месяцев должно было разрушиться первое из входящих течений, с Ядра, а за ним в течение одиннадцати месяцев ожидался коллапс других шести. К тому времени почти каждой второй системе Взаимозависимости предстояло пережить свой коллапс течения Потока, но все прочие оставались бы связаны, пусть и ненадежно, с остальными.

Грейланд ожидала, что графиня наверняка будет в ярости из-за того, что, несмотря на обязательство имперо дать парламенту полгода (а теперь, скорее, даже меньше) на представление плана действий, та ничего не сделала, чтобы защитить или спасти шестьдесят пять миллионов граждан системы Локоно от грядущего коллапса. И графиня ее не разочаровала. Будучи представительницей своего аристократического дома и младшей сестрой правящей герцогини, Рафеллия Майзен-Персо устроила впечатляющее представление, оплакивая несчастную судьбу народа Локоно и едва не разрывая на себе одежду. В конце его у Грейланд даже возникло желание поаплодировать.

Но делать этого она не стала – не только потому, что это выглядело бы невежливо, но также потому, что ей было хорошо известно, что графиню вовсе не настолько заботит судьба граждан системы Локоно. Грейланд знала, что Рафеллия Майзен-Персо присутствовала на встрече, о которой говорила ей Кива Лагос, – той самой, которую организовал Простер Ву.

Более того, ей было об этом известно еще до разговора с Кивой – Цзии откопал данную конкретную тайну в том же самом банке данных, против которого Кива использовала методы социальной инженерии, чтобы раскрыть заговор. Цзии обнаружил в других банках имена прочих заговорщиков, а также зашифрованные документы, в которых разъяснялись подробности заговора, включая документ, автором которого была графиня, сидевшая сейчас напротив Грейланд. Ее послание к сестре оказалось легче всего взломать. Само письмо было зашифровано по последнему слову техники, и Цзии могла потребоваться пара десятилетий, чтобы его прочитать, если бы графиня не диктовала его в микрофон, подключенный к ее домашней сети, небиометрическим паролем к которой являлась кличка ее нынешней собачки (прелестного комочка шерсти по имени Каштан), а биометрический пароль (отпечаток пальца) имелся в имперской системе.

Грейланд не в первый раз подумала, насколько на самом деле опасен Цзии, тайный агент имперо, который имел доступ ко всей империи, знал о ней все и мог обо всем рассказать имперо – следовало лишь уметь задать вопрос. А Грейланд это умела.

Соответственно, имперо знала, что графиня Рафеллия Майзен-Персо – обманщица, требовавшая встречи по ложному поводу. Ее вовсе не интересовало благополучие шестидесяти пяти миллионов человек, которых она якобы представляла, зато ей было крайне интересно доложить Надаше Нохамапитан о текущем плане имперо по спасению Взаимозависимости, чтобы получше подстроить ловушку, в которую могла бы угодить имперо. Грейланд опасалась этой встречи, но не потому, что у нее не было ответа на вопрос, как спасти миллионы локонцев, – пока его действительно не было, и это само по себе повергало ее в уныние, – а потому, что она заранее чувствовала, каково ей будет выслушивать от графини всякую чушь насчет горестной судьбы кого угодно, кроме нее самой и, возможно, ее близких родственников и друзей.

Грейланд оказалась права, но поделать пока что ничего не могла. Она лишь смотрела и слушала страстное выступление графини, а потом, когда та закончила, поблагодарила ее за визит, коротко сообщила, что сделает все возможное для системы Локоно, и отправила графиню восвояси, не дав той разыграть очередную драму. Вся встреча заняла двадцать три минуты.

Это означало, что Грейланд неожиданно опередила собственный график на семь минут.

Около девяноста секунд из этого времени она потратила на личный звонок, добавив к своему дню последнюю встречу.

– Когда ты узнал, что твое правление обречено? – спросила Грейланд у Тома Шенвера. На мостике «Оверни» они были одни – Грейланд оставила своих телохранителей за дверью. «Оверни» стояла в личном доке имперо, и фактически она могла чувствовать себя в такой же безопасности, как и у себя во дворце. Охранникам это все равно не нравилось, но Грейланд хотела поговорить с Шенвером наедине.

Шенвер удивленно поднял брови.

– Мы что, ждем дурных вестей? – спросил он. Из всех, кого знала Грейланд, Шенвер был единственным, кто относился к ней по-простому – не из-за некоего патологического неуважения к царственным особам, но потому, что сам таковой особой являлся, будучи низложенным королем системы Понтье, существовавшей вне пределов Взаимозависимости. Иными словами, Шенвер воспринимал Грейланд как равную себе, за что она была ему признательна. Никто другой с ней так себя не вел, даже Марс, который, несмотря на их интимные отношения, вполне осознавал разделяющую их пропасть.