Разорванное пространство - [20]

– Что ты там написала?

– Прочитай.

Марс слегка повернул часы так, чтобы можно было прочесть надпись. Стиль ее соответствовал стилю часов, и Марс вполне мог бы подумать, что она была там с самого начала как часть дизайна. После слов «Марсу Клермонту, имперскому стражу времени» следовали непонятные символы.

– Это по-китайски, – сказала Кардения. – На языке народа Земли, из которого происходит семейство Ву.

– И что там говорится?

– Там говорится: «Это наше время». – Кардения поморщилась. – Скорее всего, это машинный перевод. Извини.

– Значит, теперь я имперский страж времени?

– Это не официальный титул. Но именно ты рассказал мне, что происходит с Потоком. Именно ты лучше всех знаешь, сколько у нас осталось времени, прежде чем он полностью разрушится. Ты знаешь, сколько дней у нас впереди.

– Как-то это… не слишком радует, – заметил Марс.

– Скажем так – это объяснение для публики. – Кардения потянулась и прижалась к Марсу. – И еще ты оберегаешь время имперо, скрашивая его своим присутствием. Ты имперский страж времени.

Марс осторожно положил часы на столик со своей стороны кровати.

– Не слишком удачный каламбур.

– Какой есть, – согласилась Кардения. – Но пока мы вместе – не все ли тебе равно?

Возражать Марс не стал.

И все же в последовавшие дни и недели он часто думал о своем новом, официально-неофициальном титуле. Марс думал о нем, изучая данные о коллапсе Потока, которые они собрали вместе с отцом и покойной Хатидой Ройнольд, и добавляя к ним как текущие, так и исторические данные о путешествиях по Потоку внутри Взаимозависимости, которые приказала предоставить ему имперо, а также огромный объем данных о Потоке за пределами Взаимозависимости, которыми его снабдил Тома Шенвер, (бывший и покойный) король Понтье.

Новые данные дали ему на несколько порядков больше информации, чем у него имелось ранее. Это позволило ему лучше оценить, когда разрушится давно устоявшийся набор течений Потока, определявший Взаимозависимость, а также когда и где возникнет новый, намного менее устойчивый набор течений – «эфемерность», как назвали его они с Хатидой, и как долго эти течения просуществуют до того, как тоже разрушатся, превратившись в ничто.

Чем больше Марс изучал данные, тем яснее ему становилось, что Кардения, его имперо и возлюбленная, была права. К этому времени с его набором данных работал почти каждый физик Потока в системе Ядра, а большинство в других системах как минимум приступили к исследованиям. Но никто из них, за исключением его отца и Хатиды, не работал с ними столь долго – вот только его отец уже больше года не получал никаких новых данных, а Хатиды не было в живых.

И это означало, что никто из ныне живущих, кроме него, не способен представить имеющиеся данные во всей их полноте, обобщить и обработать их так, как мог только он один, чтобы снабдить имперо и ее советников самыми лучшими и наиболее точными предсказаниями.

Марс не льстил себе мыслью, будто данным преимуществом он обязан своим прирожденным способностям. Имелись десятки, если не сотни физиков Потока, куда более талантливых, нежели он, начиная с его собственного отца, который первым из них увидел в самых ранних данных грядущий коллапс Потока. Преимущество Марса проистекало лишь из времени, потраченного на изучение и постижение этой проблемы, и он предполагал, что рано или поздно его сменит кто-нибудь другой.

Но пока что он, по сути, являлся имперским стражем времени, единственным человеком, который лучше всех знал, сколько времени осталось Взаимозависимости.

И все же, чем дольше Марс вглядывался в имевшиеся у него данные, тем больше ему казалось, что он заслуживает чего-то большего.

– Взгляни-ка, – сказал Марс Тома Шенверу. Оба они находились на борту «Оверни», корабля Шенвера, – Марс потому, что ценил дружбу с Шенвером, зародившуюся в дни тяжких испытаний, а Шенвер потому, что в каком-то смысле сам являлся «Овернью» и без нее ему было сложно существовать.

Марс показывал Шенверу компьютерную модель течений Потока внутри Взаимозависимости в ближайшие несколько лет. Процесс шел в сильно ускоренном режиме; прежде стабильные течения Потока вспыхивали синим и внезапно исчезали навсегда, в то время как эфемерные течения мерцали красным. Надежность предсказания становилась чем дальше, тем меньше – синие течения начинали колебаться, входя в предполагаемое окно их коллапса, а красные по мере снижения надежности модели становились белыми. Изображение было исчерчено мерцающими красными, угасающими белыми и подрагивающими синими линиями.

– И что я тут должен увидеть, кроме опасности припадка? – спросил Шенвер.

Марс остановил симуляцию, вернул ее в начало и запустил заново.

– Понаблюдай за эфемерными течениями Потока, – сказал он.

Шенвер снова взглянул на симуляцию, обращая особое внимание на красные линии, а затем на белые.

– Все равно не понимаю, – ответил он.

– Взгляни еще раз. – Марс собрался вернуть симуляцию в начало, но Шенвер поднял руку.

– Даже если я посмотрю ее тысячу раз, я все равно не пойму, что ты хочешь мне показать, Марс.

– Я думал, что уж такой человек, как ты… – нахмурился Марс.