Разорванное небо - [11]

«Гибрид свиньи, собаки и англосакса, – подумал он, взглянув еще раз на Милсона. Близкородственное скрещивание, надо заметить». Чувствительная натура и хорошее образование позволяли Ахмеду получать изощренное удовольствие от подобных сравнений.

Вездеход снаружи взревел в последний раз, потом двигатель заглушили. Еще несколько секунд, и на лестнице раздались тяжелые шаги.

* * *

Когда подполковник поднялся в бар, накал его злости еще не достиг точки кипения, но до нее оставалось совсем немного. Вытерев потное лицо едва не порвавшимся, казалось, об острые скулы носовым платком, он налил полстакана из первой попавшей под руку бутылки (это оказался «Джонни Уокер») и обратился к гостям, тоже по-английски, бегло, но с чудовищным славянским акцентом.

– Селям! Удобно ли устроились на моем КП? Надеюсь, лимонад вам подали не теплый? Мухи не беспокоят?

Милсон ответно улыбнулся, с присущей ему прямолинейностью приняв все за чистую монету.

– Да, знаете, эти ужасные слепни! Умудряются проникать даже сюда и жалят чертовски больно! Как их только переносят ваши солдаты?!

– Ах, слепни. – Подполковник посмотрел куда-то мимо американца. – Я могу вам сказать, почему мои солдаты их не замечают. Потому что в долине их жалят сербские пули! – чуть не сорвался он на крик. – А это, сэр, гораздо больнее!

Повисло короткое тяжелое молчание.

– По-моему, ваше место в бою, Абаджиевич-эфенди, – вежливо прервал паузу Ахмед Ойих.

– Благодарю за добрый совет, он весьма кстати. Но мне там уже нечего делать. Мой танк подбит, а я суеверен и сегодня в другой уже не полезу Я приказал прервать атаку и окопаться. Официально довожу это до вашего сведения, господа советники. А теперь можете советовать.

Абаджиевич в упор посмотрел на араба с американцем, перекатывая за щеками желваки.

– Сначала потрудитесь объяснить свое решение, – по-прежнему вежливо произнес Ахмед. Впрочем, эта вежливость не делала его холодный голос теплее ни на градус.

– Причина очень проста. Если бы я дал приказ идти в атаку, то мои ребята его бы не выполнили. Они прекрасные солдаты, но все же не камикадзе – по пятому разу штурмовать этот проклятый Зворник с половиной оставшихся танков. Вы слышите – с половиной! Это ад!

– Забавно, не правда ли? Перед нами монастырь Святого Саввы, гяурская[3] святыня, и вдруг – ад.

– Я исламского университета в Абу-Даби не кончал, – нахмурился подполковник. – И артиллерийской академии в Париже тоже. Но пять лет войны здесь хорошая школа, и я знаю, о чем говорю.

– О да! Сараевское пехотное училище – это, конечно же, школа военной мудрости.

– Помолчите лучше! – зло перебил советника подполковник. – Там у них по всей окраине врыты танки. За каждым забором!

– Так сожгите их. Неподвижная цель поражается легче движущейся… – вступил в разговор американец.

– Сам иди и жги! – сорвался Абаджиевич, но взял себя в руки и кивнул в сторону города: – Те, которые плохо стояли, мои солдаты уже уничтожили. Беда, знаете ли, в том, что стоящие хорошо уничтожить не получилось. Их ведь даже не видно, пушка торчит, и все. А пушка эта 100-миллиметровая, между прочим. Дерьмо, которое вы нам продаете, все эти М-48 и М-26 вьетнамских времен, она насквозь прошивает еще до того, как танки займут огневой рубеж.

– Но это вполне годные боевые машины! – возмутился американец.

– Годные для Голливуда, четвертую серию «Горячих голов» снимать. Я вам не Чарли Шин! Впрочем, чего я распинаюсь. Давайте вечером устрою вам экскурсию. Посмотрите, что остается от экипажа. Можете потом вставить в ежедневный отчет.

– Не надо на меня давить! – побледнел Милсон. – Я солдат, а не девочка из воскресной школы! Вы могли использовать минометы с закрытых позиций…

Абаджиевич язвительно продолжил:

– И сербские танки понесут значительные потери: осколки мин поцарапают краску у них на башнях. 82-миллиметровый миномет не противотанковая пушка! Или вы рассчитываете на нашу несчастную батарею 155-миллиметровых? При их кучности всего нынешнего боезапаса хватит как раз, чтобы подавить один Т-55. Неужели эти предложения – все, чем мне могут помочь два образованнейших консультанта? Или их помощь заключается прежде всего в опустошении моего холодильника?

– Почему же все! – Милсон почувствовал, что и он начинает злиться. Да кто это смеет делать ему замечания – выскочка-офицерик опереточного государства, зависящего только от милости его великой страны!

– Черт, я вижу, вы хотите убедить нас в безвыходности ситуации, ничего, мол, нельзя сделать, и все такое. Да, положение сложное. Но не надо передергивать! Я отлично помню ваши хвастливые утверждения… Кто заявлял, что у него под командованием лучшая пехота во всей Югославии? Или это говорили не вы, а виски у вас в брюхе? А теперь вы впадаете в панику, столкнувшись с мало-мальски серьезным сопротивлением!

– Мало-мальски?! У противника на чердаках пулеметные гнезда, из монастыря лупят снайперы, и в этих условиях мои ребята смогли подойти к окраине на пятьсот метров. Слышите, смогли! Сумели! А теперь я не знаю, как их вытащить оттуда, им головы не дают поднять. У меня только на эвакопункте двести раненых. А сколько еще На поле осталось? Если засиделись, господа, можете прогуляться, послушать их крики… А то, похоже мистер Милсон, что фундаментом вашей военной эрудиции служит любимый стиль деятельности «зеленых беретов»: сила есть – ума не надо.