Разочарованные. Трилогия - [21]

— Не торопись с выводами, Слава, — предостерегал парня полковник: — Мы отправляемся на дознание, но не станем ни кому уточнять по какому именно делу. Вперед.

Весь день Скавронского и его практиканта прошел в допросах и поисках. Они, впрочем, как и вчера, опросили массу народа, но, впрочем, как и вчера результат их работы оказался абсолютно нулевым. Ни кто из знакомых, друзей, приятелей и коллег, Галины Трошевой не мог совершенно ни чего сообщить о таинственном парне по имени Илья.

На хвосте у дознавателей сидели работники прокуратуру, они, то отставали на несколько шагов от полковника, то обгоняли его, пытаясь чинить разнообразные препоны. Однако самый сокрушительный удар ожидал Скавронского в родном УВД.

Благоразумно, вернувшись в отделение милиции с таким расчетом, чтобы попасть как раз на летучку, полковник, оставив Славу в своем кабинете отправился с докладом к начальству, заранее ожидая очередную головомойку. Предчувствия не обманули Скавронского.

Вернувшись через пол часа обратно в свой кабинет, раскрасневшийся полковник, нашел в себе силы только для того, чтобы протиснуться за свой стол, и рухнуть на деревянную конструкцию со спинкой, носящее гордое название стул.

— Олег Федорович, — робко произнес парень: — После очередного общения с начальством вы выглядите все хуже и хуже, так и инфаркт заработать не долго. Может быть, мы напрасно ухватились за дело Трошевой? Смотрю, ни к чему хорошему это не привело.

— Я прекрасно осознавал, чем это может закончиться, — согласился с практикантом Скавронский: — Но что бы так. Зачем было отчитывать меня перед всем коллективом управления? Можно же было переговорить со мной с глазу на глаз. В конце концов, я ведь ни какой-то там желторотый юнец, не первый десяток лет работаю в милиции.

— Вы были правы, не стоило нам бороться с ветряными мельницами. Нам ясно дали понять, что наше вмешательство в дела Царевых, мягко говоря, не желательно. Они и дело Трошевой приказали передать в прокуратуру, да? — поинтересовался парень.

— Да, Слава, да. И влепили мне выговор, обосновав это тем, что я нарушаю должностные инструкции, — сообщил практиканту полковник.

— Не знаю, могло бы быть еще хуже, или нет, но нам лучше смириться с этим. Не стоит больше искушать судьбу, — посоветовал Скавронскому парень.

— Ты прав, — заявил полковник: — Сейчас я подготовлю все документы по делу, оформлю их, ну и все такое, а затем передам их в прокуратуру. Для нас с тобой это расследование закончено, и теперь уже наверняка.

— Да, — коротко произнес практикант.

Скавронский преступил к выше обозначенной работе, а парень, пересел на колченогое кресло, расположенное рядом со столом полковника. В самый разгар деятельности Скавронского и его практиканта в дверь кабинета кто-то робко поскребся.

— Кто? — недовольно поинтересовался полковник, обращаясь к двери.

— Простите, — дверь немного отворилась, и в проеме возникла практически лысая голова.

— Вам кого? — тем же тоном осведомился Скавронский.

— Судя по всему, вас, — ответила голова.

— Меня? — полковник невольно удивился.

— Да, — подтвердила голова: — Ведь Скавронский Олег Федорович это вы?

— Я, — согласившись, кивнул Скавронский: — А вы кто? Входите же, прошу.

В кабинете, наконец, возник мужчина, нервно теребящий в руках кожаный портфель: — Разрешите представиться, Михаил Леонидович Дегтярев, — не смело проговорил посетитель: — Я врач — психиатр.

— Ну, что ж, Михаил Леонидович Дегтярев, прошу вас, проходите присаживайтесь, — полковник махнул рукой в сторону стула, расположившегося напротив его стола. Стул был точно такой же конструкции, что и тот, на котором сидел сам Скавронский: — Вас прислало мое начальство? — поинтересовался полковник: — Наверное, хотят узнать, соответствую ли я своей занимаемой должности, в психиатрическом смысле.

— Нет, Олег Федорович, — пробираясь к указанному ему месту, проговорил мужчина: — Ваше начальство здесь не при чем. Я сам, так сказать по своему собственному желанию, — посетитель, наконец, приземлился на стул.

— И что, интересно привело врача — психиатра в нашу скромную оби-тель? Хотите написать заявление? — продолжал допытываться Скавронский.

— А что, надо? — искренне удивился посетитель: — Простите меня, но я не силен в юридических вопросах.

— Вы, собственно с какой целью здесь? — Скавронский уже перестал что-либо понимать.

— Прибыв к вам, я рискую своей врачебной практикой, — неожиданно заявил мужчина: — Понимаете, я давал клятву Гиппократа. Я скован положением врачебной тайны. Но прошли уже сутки, а его все еще не поймали. Я наступаю на горло своей карьеры, выражаясь фигурально, но молчать больше я, не могу.

— Простите, — извинился полковник: — Но я все еще не понимаю, о чем вы говорите. Вы можете выражаться яснее?

— Могу, конечно же, могу, вы ведь ведете дело Царевых?

— Так, — жестко проговорил Скавронский: — Хватит. Кто вам это сказал? Назаровы?

— Назаровы? — искренне удивился посетитель: — Кто это Назаровы? Не имею чести быть с ними знаком. Хотя, — призадумавшись, продолжил муж-чина: — Вы, вероятно, имеете в виду тех несчастных, чья дочь погибла позапрошлой ночью?