Разоблачение Атлантиды - [5]

— Спасибо еще раз. Мы подождем еще новостей, как я уже говорил, — кивнув врачу, Алексиос крепко обнял Грейс.

Потеряв всякий интерес к Алексиосу, доктор уже отошел в сторону, но вдруг остановился и с симпатией на лице обратился к ним:

— Она будет некоторое время в отделении интенсивной терапии. Вам двоим надо пойти помыться и немного отдохнуть.

Кивнув вновь и не утруждая себя ответом, Алексиос повел Грейс к выходу. Двери раскрылись с характерным шипением и трое мужчин на улице, сунув руки под куртки, резко повернулись в их сторону. Они немного расслабились, когда узнали Грейс и Алексиоса.

— Здесь все чисто, — сказал коренастый, тот, кто перегонял их машину. По-видимому, Спайк. Или Бутч. Одно из этих странных имен, которыми пользовались повстанцы и которые не были именами. — Что нового?

Грейс кивнула, но так и не произнесла ни слова. Легкая дрожь сотрясла ее тело, и Алексиос понял, что слезы уже на подходе.

— Почти все в порядке, — коротко доложил Алексиос, — Мишель долго пробыла на операционном столе. Доктор говорит, что она потеряла много крови. И сказал, что она выживет, если боец по натуре, а мы все знаем, что она и есть боец.

Он говорил это всем, но обращался своими словами только к Грейс. Она судорожно вздохнула, и он понял, что последняя часть его послания дошла до адресата.

— Она справится, — повторил Алексиос, — Мы немного пройдемся. Вы уверены, что путь свободен?

Высокий мужчина с продубленной кожей и крючковатым носом кивнул:

— Мы наготове. Мы были уверены, что с наступлением темноты вампиры появятся, но так и не увидели ни одного из них. Ребята также патрулируют вокруг больницы на случай появления оборотней.

— Мы будем недалеко, — ответил Алексиос.

Он повел Грейс вниз по тротуару, подальше от огней и звуков отделения скорой помощи. Она шла неуверенно, спотыкаясь, как марионетка, танцующая на веревочках у пьяного кукловода. Они подошли к невысокой каменной стене, частично скрытой от чужих глаз кустами. Устроив Грейс, Алексиос сел рядом и обнял ее. Он держал ее в своих объятиях, пока она рыдала.

Ее всхлипывания были еле слышны, потому что она старалась спрятать свои слезы от него. Ощущение ее теплого, вздрагивающего тела в его объятиях, разрушило защитную стену, которую Алексиос старательно возводил вокруг себя несколько лет. Он глубоко вздохнул, пытаясь восстановить контроль над своими чувствами, но, ощутив запах солнца и цветов, исходящий от ее волос, пропал окончательно.

Грейс была сильной, она женщина — воин. И никогда не показывала свою слабость другим. А теперь здесь она плакала на его руках. Нуждалась в его утешении. Страстный порыв утешить и обласкать поднялся в его душе. Порыв нежданный и нежеланный, который пронесся как цунами и смыл все защитные барьеры вокруг его сердца, как приливная волна разрушает хрупкий коралловый риф.

Грей подняла свое заплаканной лицо, когда почувствовала, как содрогается его тело:

— Алексиос?

У него не было выбора, оставался только один путь. Ему необходимо было попробовать ее на вкус. Он нуждался в этом сильнее, чем в пище, воде или даже воздухе.

Он поцеловал Грейс

Он целовал ее, и она сначала немного застыла от удивления, а затем вернула ему поцелуй. Грейс целовала его в ответ. Она обняла его руками за шею, притянула его ближе к себе и приоткрыла рот, приветствуя его вторжение и соблазняя его.

Соблазняя его своими губами и теплотой.

Он застонал, или, может быть, это была Грейс. Но стон растворился в огне поцелуя. Он запрокидывал ее голову, чтобы сильнее прижаться к ней, раствориться в ней. Он целовал ее, хотел ее, нуждался в ней.

Он отметил периферийным зрением красные огни машины скорой помощи, отсвечивающиеся от стен больницы. Образ и не образ. Воспоминания и не воспоминания.

Языки пламени.

Огни. Боль.

Пытка.

Алексиос оторвался от Грейс и уставился на мигающие огни. Сердце стучало, как молот. Мышцы свело.

Отступить! Бежать! Убить их! Бежать! Бежать!

— Алексиос? — Грейс старалась освободиться из его объятий, но он только сильнее стиснул ее, сходя с ума от мысли, что она может сбежать от него.

— Алексиос, — сказала она настойчивее, — Ты делаешь мне больно.

Каким-то образом слова проникли внутрь воспоминаний. Внутрь пробуждающихся кошмаров.

Выбора не было. Были только отчаянье и смерть надеждам. Вечное одиночество простиралось перед ним. Они опутали его, и он был сломлен. Сломан.

И Алексиос принял единственное верное для себя решение.

Он оставил ее там, сбитую с толку и одинокую. Сначала пошел, потом побежал, затем полетел в небе, как туман, в отчаянной попытке убежать. Он ни разу не остановился на обратном пути в Атлантиду. Его горло горело от несказанных слов, глаза — от непролитых слез.

Он бежал и дал себе еще один зарок: он никогда не позволит себе снова коснуться Грейс.

Глава 2

Воды Атлантического океана, совсем недалеко от побережья Сент-Огустин, Флорида, месяц спустя

Грейс рассекала воду длинными, плавными гребками. Плавание всегда было ее спасением. Ее утешением.

Ее избавлением.

Бассейн, озеро или океан — это не имело почти никакого значения. Она нуждалась лишь в воде, которая радушно принимала ее, снимая печаль и боль. Вода очищала ее от крови, слез и горя. Она была ее отрадой, хотя она этого не заслуживала.