Разница в возрасте - [4]

— Ах, вот оно что, — Володя рассмеялся, досадуя, что всё объяснилось столь прозаично.

— А что вы подумали?

— Ну, мало ли что… Так вы значит меня немного того, провели, — Володя говорил с шутливой строгостью.

— Простите меня, я больше не буду, — она в свою очередь «сделала» покаянные глаза.

— Да что вы… мне не за что вас прощать. Наоборот, я рад, что мои обормоты дали вам такое поручение, а ещё более, что вы взялись его исполнять, — откровенно признался Володя.

— Так вы не станете их наказывать?

— Не знаю, всё будет зависеть от вас, — он попытался затеять игривый торг, но с её стороны встречных шагов не последовало, более того, она оставила его локоть — они вновь шли по селу.

— Давайте я вам расскажу о нашем селе, а вы мне о тех местах, откуда родом. Я вообще люблю общаться с людьми, которые много повидали.

— Ну, я к этой категории вряд ли отношусь, не так уж много я успел повидать: деревня, интернат, училище, стажировка, часть… вот и всё.

— А почему интернат?… Извините, у вас, наверное, семейные …

— Да нет, просто деревенька наша небольшая, школа-восьмилетка, вот и пришлось последние два года в интернате, в райцентре доучиваться. С того, наверное, в отличие от вас у меня и аттестат три с половиной, а ведь восемь классов без троек окончил. Дома бы учился, может и десять так же, и тоже в институт поступил… да видать не судьба.

Володя говорил о себе без трагического пафоса, спокойно. Да и о чём можно горевать, когда он шёл рядом с такой девушкой. Катя совсем не походила на сельскую жительницу, хотя многое говорило за то, что она выросла именно здесь на чистом степном воздухе, парном молоке и свежей пище.

— А я так вообще почти нигде не была, но наши места знаю хорошо и много чего могу вам порассказать… Хотите…? До революции наше село было казачьей станицей… Катя говорила с некой таинственностью, и в быстро надвигавшейся полутьме, казалось, вот-вот оживут сказочные персонажи. Но её рассказ не содержал ничего мистического. Володя узнал, что Захаров был местный казачий атаман, а в Гражданскую часть станицы встала за белых, а часть ушла в горы партизанить в знаменитый отряд Красных Горных Орлов.

— Мой прадед воевал в этом отряде, — с гордостью поведала Катя.

— Так вы правнучка красного партизана?

— Именно так, — с достоинством улыбалась Катя. — А сейчас у нас тут совхоз, передовое животноводческое хозяйство. Нашим мясом и молоком снабжается и Устье, и все рабочие посёлки и рудники в округе. У меня и отец и мать животноводы. А вам понравилось наше село?

Володя, услышав про родителей Кати, удивился — по её внешности и непоколебимой вере касательно поступления в университет, он бы скорее поверил, что она дочь директора совхоза, имеющего вес и связи. Однако последний вопрос тут же переключил его мысли.

— Понравилось?… Не то чтобы… — он опасался ненароком обидеть Катю, своим негативным отношением к достатку захаровцев. — Скажите, а сколько примерно у вас на селе частных машин?

— Ой, много, наверное, в каждом четвёртом-пятом дворе машина или мотоцикл. Отец тоже купить собирался, да водить учиться не хочет.

Разговор продолжался в уютной беседке в парке за Домом Культуры, откуда уже не доносилась музыка. Танцы закончились, но зато на освещённой площадке перед ним вовсю горланила и перекликалась молодёжь.

— Ого, — присвистнул Володя, — богато живёте!

— А у вас разве не так? Кстати, откуда вы родом?

— С Калининской области. Так вот там у нас личных машин, если одна на сорок дворов будет, то это хорошо, да и то только у начальства, редкий рядовой колхозник и мотоцикл имеет.

— У вас там, наверное, климат плохой… или земля?… — предположила удивлённая Катя.

— Нормальная земля и климат тоже, сыровато правда, зато засух как у вас не бывает, леса кругом, грибы, ягоды… вёдрами заготавливаем. В огородах картошка в два кулака без удобрений вырастает, капуста с бычью голову, морковь, горох — всё растёт. Животноводство говорите у вас? Да разве здесь трава для скотины, вот на наших лугах трава так трава. Вот пшеница у нас плохо родит, зато рожь, лён, … — Володя, забывшись, говорил с азартом, злостью.

— А почему же тогда живёте бедно? — всё более изумлялась Катя.

— Не знаю! — Володя осёкся, стал оглядываться, испугавшись, что слишком повысил голос, и их могут услышать, но в полутьме парка никого не было видно, и он успокоился. — Только мне кажется, надо сначала разобраться, почему тут у вас так хорошо живут, чудеса какие-то.

— Почему… никаких чудес, у нас тут знаете, как работают.

— Да везде работают… поверьте, везде одно и то же, в страду от темна до темна, и пьют также, не больше и не меньше. Только у нас в деревнях избы покосившиеся и ремонтировать не на что, крыши дранкой крыты… Вы знаете, что такое дранка?… Это такая щепа из дерева. Только у председателя дом железом крыт. А у вас тут у всех железо или черепица, асфальт, дома как игрушки новые сверкают, газ, электричество.

— А у вас разве электричества нет? — даже в полумраке беседки было видно, что Катя удивлённо округлила свои и без того большие глаза.

— Представьте, не во всех деревнях, а если и есть то только с осени включают и до весны, что такое газ, даже понятия не имеют… У нас там, между прочим, не самое плохое положение. Я тут в командировках помотался. В Сибири я видел даже соломенные крыши, хлеба вдоволь не едят… Прошлый год на полигон в Читу ездили, люди на «Транссиб» выходят, голодные, тушёнку у солдат выпрашивают. У нас то ещё что, хоть еды вдоволь, а за промтоварами раз в год и в Москву сгонять можно, от нас двести километров по прямой.