Различные работы - [13]

Все 23 письма, за исключением одного, посланного из Верхней Савойи 29 сентября 1929 г., отправлены из Парижа и Блуа. С периодом ноябрь 1925 г. — февраль 1930 г. связаны наиболее драматичные личные события в жизни Генона: болезнь и смерть его жены, позднее кончина её тетки; изнуряющий и безжалостный конфликт со свояченицей; принудительная разлука с любимой племянницей, двусмысленное поведение которой раскрылось позднее; самая настоящая травля — его засыпали письмами, полными оскорблений и угроз — со стороны определённых «католических кругов», близких Маритэну (Maritain), развёрнутая, по словам самого Генона, после выхода в свет его книги «Кризис современного мира».

Генон также сообщает де Джорджио о том, над чем он работает и делится своими замыслами, их переписка охватывает множество разнообразных тем, идей и людей. Помимо Эволы и Регини, часто встречаются такие имена как Масон-Урсел (Masson-Oursel), Бако (Bacot), Меа (Mead), шейх Мустафа бен Алиуа (Moustafa ben Alioua), Матжои (Matgioi)[43] (который отсутствовал более десяти лет), Шарбоно-Ласай (Charbonneau-Lassay) и его будущий «Бестиарий Христа», Пробст-Бирабен (Probst-Biraben) и Марке-Ривье (Marques-Riviere). Кроме этого, Генон часто упоминает «Вуаль д'Изи» (Voile d'Isis — «Покрывало Изиды»), журнал, о котором он говорит: «теперь, когда он, наконец, вышел, надо приложить усилия, чтобы сделать его действительно серьёзным изданием»; он сообщает также об основании издательского дома «Л'Анно д'Ор» (L'Anneau d'Or — «Золотое кольцо»). Сведениями о других упоминаемых здесь лицах мы не располагаем.

Редактор

Примечание. Мы воздержались от исправления тех немногих орфографических и синтаксических ошибок — допущенных несомненно по невнимательности — не желая нарушать текст поправками (sic).

Письма Гвидо Де Джорджио

Париж, 20 ноября 1925 г.

51, улица Сан. Луи-ан-Л'иль (IVe)

Милостивый сударь,

Меня уже начинало беспокоить ваше столь продолжительное молчание, затянувшееся со времени вашей последней открытки, полученной мною ещё в июле, что опасаясь, не заболели ли вы, я собирался написать вам пару строк, чтобы узнать, как обстоят ваши дела, но тут получил ваше письмо. С того времени я со дня на день откладывал свой ответ вам, так как после возвращения сюда был постоянно занят, и теперь уже сам, в свою очередь, виновен в основательной задержке. Я посылаю вам это письмо в Вераццу, где, судя по вашим словам, вы обосновались некоторое время назад.

Благодарю за любезное приглашение посетить вас, но, к сожалению, путешествия сегодня для меня составляют слишком дорогостоящее удовольствие; однако я искренне надеюсь, что наступит день, когда мы наконец встретимся лично.

Ваш отзыв о Каббале Вульо (Vulliaud) совершенно справедлив, хотя возможно излишне суров; по сути я сам написал приблизительно то же самое, но в более мягких выражениях. Я говорил об этой книге со многими из тех, кто читал её; их оценки совпадают с нашими и столь же скептичны. Мне пока не удалось прочесть новую книгу Вульо, посвящённую Песне Песней, вышедшую три-четыре месяца назад; кажется в ней меньше сомнительных и спорных моментов, чем в Каббале, но, как мне говорили многие, по-прежнему ещё достаточно.

Благодарю за присланный вами номер «Биликниса» (Bilychnis); я получил также посылку от Эволы с другими журналами, где опубликованы его статьи. Поскольку, уведомляя его о её получении, я указал ему, что у меня возникло довольно много замечаний по поводу его точки зрения, которая мне показалась излишне философской, он написал мне довольно длинное и путаное письмо, в котором он утверждает, что использует философскую форму только как простое средство выражения, не затрагивающее саму его доктрину. Я этому ничуть не верю, и продолжаю настаивать на том, что его взгляды слишком отдают философией, особенно немецкой философией. В статье, опубликованной журналом «Ультра» («Ultra»), в одном месте он ссылается на меня, а именно на мою книгу «Восток и Запад», и то, что он пишет, доказывает как мало он понял в ней; он даже доходит до того, что называет меня «рационалистом», что более чем смехотворно (не говоря уже о том, что дело касается книги, в которой я недвусмысленно доказываю ложность рационализма!) и ясно показывает, что он принадлежит к тем, кто не может избавиться от философских ярлыков и чувствует потребность в их применении кстати и некстати. Он сообщил мне о своем намерении написать статью о «Человеке и его становлении»; я спрашиваю себя, что из этого может получится; что ж, скоро увидим.

Дабы покончить с Эволой, должен вам сказать, что он обиделся на критические замечания, сделанные ему Регини, хотя тот выражался очень сдержанно. Он, должно быть, довольно тщеславен и не желает слышать ничего, кроме похвал; впрочем он ещё молод. Вульо не имеет такого оправдания, но почти так же обидчив; похоже, он тоже остался недоволен моей статьёй; он воображает, что лишь он один знает Каббалу и может говорить о ней. Есть основания опасаться, что Эвола скоро будет так же относится к тантризму, для занятий которым, однако, ему не хватает подготовки; он смотрит на всё через призму своей философии, что и становится причиной некоторых искажений на немецкий манер; подлинная концепция Шакти — это нечто совершенно иное, нежели «волюнтаризм».