Разгром на востоке - [26]

30 января разнесся слух, что поезда до Пиллау будут отправляться от пригородной станции. Сквозь метель толпы людей пошли туда и действительно нашли состав из грузовых вагонов. Наступила ночь, и поезд наконец двинулся со станции. Но где-то в середине 40-километрового участка пути до Пиллау он остановился позади нескольких других составов, заполненных беженцами. Поврежденный бомбардировкой локомотив блокировал путь. Прежде чем миновала ночь, русские достигли железной дороги, пересекли ее и вышли к берегам Хаффа. Утром 31 января Кенигсберг был полностью отрезан от Замланда и порта Пиллау.

В это время в Кенигсберге оставались несколько дивизий и множество частей народной армии, большинство солдат которых даже не имели униформы. Было также приблизительно сто тридцать тысяч гражданских жителей и большое количество французских и русских военнопленных и чернорабочих.

Военные командиры, которые остались в городе, в частности генерал Лаш, начальник штаба действующего корпуса, ожидали скорого конца. Никто в городе не был в состоянии отразить русское нападение. Но русские остановились в предместьях Кенигсберга. Они хотели сначала взять Замланд и Пиллау, единственный порт, осуществлявший поставки для 4-й армии. Если бы советские войска сражались с той же энергией, которую они показали в течение прошедших недель, 3-я танковая армия – вернее, то, что от нее осталось, – не остановила бы их. Но русские нуждались в отдыхе и подкреплении. Хотя они достигли побережья, но были не в состоянии взять Пиллау.

В Кенигсберге Лаш предпринял все меры, чтобы сделать жизнь населения более терпимой и организовать рассеянные войска для возможной вылазки. Он надеялся, что будет возможность эвакуировать население и получить подкрепление, без которого Кенигсберг не мог быть защищен. В решении двух этих задач он видел цель своего присутствия.

Предприятия коммунального обслуживания города восстанавливались. Скоро в домах снова появились вода, газ и электричество. Магазины, владельцы или служащие которых были найдены, снова открывались. Насколько было возможно, армия давала пищу гражданским жителям. Собрали рогатый скот, который привели колонны беженцев, и появилось молоко и мясо для больных и детей. Специальные команды, действующие по кодексу, который не знал никакого наказания, кроме смерти, вышли подавлять грабежи, которые распространились в дни паники.

Генерал Лаш изучил военные ресурсы города. Он слишком хорошо знал, что название «цитадель» было лишь горькой иронией. Бастионы на внешнем кольце, приблизительно в 8 километрах от центра Кенигсберга, были построены в 1870 г. и не составляли препятствия для современного оружия. Кроме того, большинство из них имело только один выход, оборудованный разводным мостом, следовательно, они превращались в мышеловки для гарнизонов.

С городских крыш можно было видеть русскую пехоту и наблюдать за медленным сосредоточением тяжелой русской артиллерии. Город не имел ни артиллерии, ни самолетов, чтобы вмешаться в действия русских. Лаш требовал подготовиться к вылазке. Его патрули прочесывали улицы, здания и подвалы, чтобы собрать бесчисленных солдат, которые затерялись среди населения или завязали дружбу с женщинами, которые хотели напоследок повеселиться. Но силы, которые собрал Лаш, были едва ли достаточны, чтобы предпринять попытку вылазки из города, – да и те испытывали недостаток в боеприпасах, оружии и бензине.

В своих приготовлениях Лаш опирался на старое правило: в осажденном городе военный командующий имеет высшую власть. Он был активен в течение первых дней хаоса, когда большинство партийных чиновников или исчезло, или потеряло голову. Но когда паника прекратилась и фронт на север от Кенигсберга закрепился, окружной руководитель Эрих Кох еще раз поднял голову.

Из своего убежища на Нерунге Кох неоднократно летал в Кенигсберг, чтобы совещаться с представителями, которых он послал в город. Он проинструктировал их поддерживать его власть любой ценой. Они должны были сохранить под контролем народную армию, найдя надежных лидеров для этого, и внимательно следить за каждым шагом военного командующего. Кох приказал организовать отдельное питание и склады оружия для партийцев и для тех частей народной армии, на которые он мог положиться – секретные склады, – и занять отдельные ключевые позиции так, чтобы быть готовыми к любому проявлению слабости со стороны военной команды. Люди Коха действовали соответствующим образом.

Вылазку пришлось откладывать несколько раз. Настало 19 февраля, прежде чем силы генерала Лаша смогли пойти в наступление, которое, вместе с одновременной атакой немецких войск в Замланде, должно было прорвать кольцо вокруг Кенигсберга.

Ночью 20 февраля два немецких острия встретились. После трех недель окружения шоссейная и железная дороги между Кенигсбергом и Пиллау были свободны для проезда снова.

Между 25 и 29 марта последние остатки 4-й армии, скопившиеся у берега Фрише-Хаффа, пересекли его на плотах и лодках, направляясь к Нерунгу. Они были скорее призраками, чем людьми, – дивизиями, которые теперь насчитывали всего четыреста человек, сожженными в буквальном смысле. Из всей армии две тысячи пятьсот тридцать солдат, две тысячи восемьсот тридцать раненых и три тысячи триста добровольцев русской и других национальностей, которые присоединились к 4-й армии, достигли Нерунга. В течение многих недель они были без убежища и часто без теплой пищи. И почти без боеприпасов. Их отступление прикрывало маленькое отделение под командованием генерала Хуфенбаха, сына фермера из Восточной Пруссии. Он и его люди погибли в рукопашном бою.