Разгром. Молодая гвардия - [7]

К роману А. Фадеева нельзя подходить как к документальному произведению об истории «Молодой гвардии» из Краснодона. В письме к А. Жданову еще в 1948 году А. Фадеев определенно заявил: «…я не писал истории «Молодой гвардии», а писал художественное произведение, в котором, наряду с действительными героями и событиями, наличествуют и вымышленные герои и события. Об этом мной неоднократно заявлялось и в печати, и в выступлениях по радио, и на многочисленных собраниях читателей, и в письмах к краснодонцам.

Само собой понятно, что иначе и не может быть создано художественное произведение»[15].

Действительность романа А. Фадеева это не только фактические события, реально существовавшие лица — история «Молодой гвардии» Краснодона, — это и более широкая действительность Отечественной войны, потому что искусство обладает волшебной способностью превращать частное во всеобщее, в единичном вскрывать типическую сущность.

Как показало дальнейшее изучение событий Отечественной войны, создание подпольной молодежной организации было явлением весьма распространенным, типическим. Молодые люди, оставшиеся в тылу на оккупированной территории, зачастую по возрасту не подлежавшие еще призыву в армию, создавали свои организации и вместе с подпольщиками и партизанами вели борьбу против фашистских захватчиков. Написано уже немало документальных произведении о комсомольском подполье в Таганроге, Полтаве, Одессе, Крыму, в Белоруссии и т. п. В маленьком городке Темрюке расстрелянные фашистами комсомольцы-подпольщики покоятся в братской могиле рядом с могилами большевиков, погибших в годы гражданской войны.

В истории подпольной молодежной организации, созданной в небольшом шахтерском городке, А. Фадеев увидел одно из проявлений народной войны, увидел «новые чувства», новый облик поколения, сформировавшегося в тридцатые годы; он увидел в их жизни, в их мужестве и отваге осуществление нравственного идеала «доброго и прекрасного человека», историческую преемственность лучших черт нескольких поколений революционеров. В этом подлинная реальность романа А. Фадеева, а не в частном соответствии или несоответствии некоторым событиям и героям «Молодой гвардии» города Краснодона.

Роман А. Фадеева пронизан чувством осознанного историзма, его интересуют судьбы поколений, характер общественных связей, сложившихся в Советском государстве, социально-психологический облик молодого поколения. Эти историко-социальные стороны содержания романа воплотились в его своеобразной композиции.

Роман «Молодая гвардия» построен на резком контрасте двух миров: мира социализма, советской действительности и мира капитализма, мира фашистских захватчиков и их пособников. «Несовместимость» этих миров реализована не только в противопоставлении социальных и нравственных идеалов, судеб, характеров, она воплощена и в контрастной эмоционально-стилевой атмосфере всего романа.

Социально-нравственный контраст закреплен историческим «разрезом», изображением судьбы поколений — историей семей. Это не «предыстории» героев, обычные для жанра романа, а своеобразная историческая биография молодого поколения, исследования среды, меры ее влияния на формирование характеров молодогвардейцев.

Изображая представителей старшего поколения, дедов и бабушек, помнящих еще царскую Россию, А. Фадеев создает впечатляющую историческую перспективу того пути, который прошло советское общество. Памятные годы гражданской войны живут и в лирических отступлениях автора-повествователя, и в воспоминаниях, раздумьях Матвея Шульги, Проценко, в развернутой истории Лизы Рыбаловой — матери Володи Осьмухина, и многих других героев. Годы созидания, годы строительства социализма — в биографиях отца Любы Шевцовой, в истории семьи Кошевых, в рассказе о бабушке Вере, которая принимала участие в создании колхозов и т. д.

История организации «Молодая гвардия» обретает в разветвленном сюжете эпическую объемность, историческую глубину, подлинную социальную и психологическую многомерность.

В романе зачастую звучат патетико-романтические интонации, вводятся высказывания, пронизанные чувством гордости «новым человеком», стойкостью и силой его. «Что может быть у нас самого дорогого на свете, — говорит Матвей Шульга в фашистском застенке, — ради чего стоит жить, трудиться, умирать? То ж наши люди, человек! Да есть ли на свете что-нибудь красивше нашего человека?..»

Сходные, по открытости и силе чувства, высказывания принадлежат и безымянному майору, встретившемуся Ване Земнухову и Жоре Арутюнянцу на дорогах отступления, — о молодом поколении, и Олегу Кошевому — о материнских руках… Вместе с авторскими отступлениями они образуют заметный эмоционально-стилевой пласт, близкий по своей образности гоголевской поэтике, что само по себе является свидетельством расширения изобразительных средств Фадеева-художника.

Он свободно использует теперь образы, характерные для романтической поэтики. Иногда автору изменяет чувство меры, и тогда, как, например, в начале романа, в развернутом сопоставлении Ули Громовой с лилией сквозят черты условной романтизации, утрачивается подлинность переживания.