Разговоры с Бухариным - [4]

Бухарин признал "Запись" "в основном" (с. 96). Ларина видит в этом еще одно доказательство того, что документ может быть фальсифицирован (подразумевается, что за этим стоял Сталин).

Наконец, Ларина утверждает, что публикация записи беседы Каменева и Бухарина в 1929 г. в меньшевистском "Социалистическом вестнике", выходящем на Западе, была "бомбой гигантской силы", имела провокационную цель, очень повредила Бухарину и никогда не была забыта Сталиным (с. 99), — т. е. в гибели Бухарина виноваты еще и редакторы меньшевистской газеты.

Сегодня можно с большей определенностью ответить на поставленные Лариной вопросы, ровно настолько, насколько это позволяют имеющиеся в распоряжении историков архивы.

Совершенно очевидно, что разговор состоялся не под открытым небом. В "Записи" сказано, что Бухарин "говорил час без […] перерывов". Действительно, конспект разговора отнюдь не короток. Ларина пишет, что Бухарин возвращался с заседания июльского пленума ЦК домой вместе с Сокольниковым (оба тогда жили в Кремле). По дороге они встретили Каменева. Остановились и разговорились. Но встреча, конечно же, не была случайной. Сокольников, вызвавший ранее Каменева в Москву, вел Бухарина на встречу с Каменевым. Встреча состоялась (как и указал на то Каменев) на квартире. Разговаривать под открытым небом в 10 часов утра, в самый разгар рабочего дня, было крайне рискованно. Бухарин, Каменев и Сокольников находились на территории Кремля и могли обратить на себя внимание. Разумнее было пойти к кому-нибудь домой.

Запись разговора, видимо, точна, по крайней мере настолько, насколько вообще можно говорить о точности любой конспективной записи, сделанной наспех после окончания разговора. Николаевский, встречавшийся с Бухариным в 1936 году во время командировки последнего за границу, писал об этом следующее: "Правильность записи разговора с Каменевым Бухарин мне сам подтвердил в 1936 году, но, правда, с оговоркой о том, что запись эта небрежная"3.

Аргументы Лариной в пользу фальсификации документа кажутся очень слабыми. Ларина утверждает, что "старый конспиратор" Сокольников никогда бы не стал писать Каменеву записки в Калугу, где отсиживали в ссылке последние часы уже реабилитированные Зиновьев и Каменев. Но "конспиратором". Сокольников был до революции, а не после. К тому же записка была достаточно невинного содержания. Ларина указывает также, что в "Записи" однажды встречается обращение на "ты", в то время как Бухарин и Каменев были на "вы". Но Каменев, записывающий наспех и конспективно, мог просто описаться, употребив по отношению к себе (а не к Бухарину) "ты" вместо "вы". Считать именно такой сбой доказательством фальсификации документа трудно. Любой даже самый небрежный фальсификатор позаботился бы о том, чтобы в тексте сходились формы обращения.

Вопрос об авторстве "Записи", той, которую показывали Каменеву и Бухарину в ЦКК, и той, которая затем была опубликована, действительно сложен. Очевидно, что по крайней мере один экземпляр "Записи" был переслан Каменевым Зиновьеву, для которого Каменев и составлял конспект разговора. Дошел ли этот текст до Зиновьева? Прочитал ли он его? Оставил ли затем в своем архиве или уничтожил? Снял ли с него новые копии? Разослал ли другим? На эти вопросы, к сожалению, трудно ответить без привлечения материалов архива Зиновьева.

Николаевский, начавший изучать судьбу этого документа, но так и не доведший работу до конца4, указывает, что "Запись" была передана кому-то из троцкистов одним из секретарей Каменева.

Ларина недвусмысленно намекает, что запись поддельная. Историк Б. А. Старков доказывает обратное, опираясь на копию минеи, обнаруженную в коллекции П. Н. Милюкова в бумагах Пражского архива, вывезенного советским правительством из Чехословакии в СССР вскоре после окончания второй мировой войны. Между тем история путешествия документа за границу проста. Троцкисты, получившие от секретаря Каменева текст записи, переслали ее Троцкому. Она сохранилась в его архиве в материалах 1928 года под номером Т-1897. Нужно отметить, что в архиве Троцкого лежит "слепой" экземпляр машинописи, напечатанный убористо, через один интервал. Значит, перепечатка делалась не специально для Троцкого, иначе Троцкий получил бы первый экземпляр6. Видимо, "Запись" была получена Троцким в сентябре-октябре 1928 года7, когда тот находился в алма-атинской ссылке. Все лица, упомянутые в "Записи", давно уже порвали с ним отношения. К Бухарину Троцкий относился отрицательно как к "правому", а Зиновьеву и Каменеву, изменившим ему и капитулировавшим перед Сталиным и Бухариным, не доверял. Поэтому Троцкий был заинтересован в том, чтобы обнародовать "Запись". Этим он, с одной стороны, компрометировал "правых"; с другой — Сталина и его сторонников. Троцкий, предавая документ огласке, мог надеяться еще и на то, что окончательно рассорит Сталина с "правыми" и толкнет его влево8. В конце концов Троцкий мог мстить лично Бухарину: именно Бухарин, видимо, по поручению Политбюро известил Троцкого о высылке его и его семьи в Алма-Ату9. Руководствуясь этими или сходными соображениями, Троцкий дал указание еще находившимся на воле своим единомышленникам отпечатать "Запись" в виде листовки10. Когда именно Троцкий распорядился об этом, не вполне понятно11. Похоже что троцкисты "на местах" долго не решались выполнить инструкции12 и отпечатали запись разговора в виде прокламации лишь 20 января 1929 года. Дату эту не следует считать случайной: 20 января Троцкому была предъявлена под расписку выписка из протокола Особого совещания при Коллегии ОГПУ от 18 января 1929 года о высылке Троцкого за пределы СССР13. Листовка троцкистов вышла с предисловием, написанным, как вспоминал Л. Л. Седов, Воронским14. Она была озаглавлена "К партийным конференциям. Партию с завязанными глазами ведут к новой катастрофе" и подписана "Большевики-ленинцы"15 — так называли себя оппозиционеры-троцкисты. Именно эта январская публикация троцкистов и была, пользуясь выражением Лариной, "бомбой гигантской силы"16.