Разговорчивый покойник. Мистерия в духе Эдгара А. По - [69]

– Что?

– Да шум этот. Там, в шкафу. Ты что, не слышал?

При этих словах волосы у меня встали дыбом и сердце замерло в груди. Несмотря на все попытки не шевелиться, сочетание нескольких факторов – нестерпимая духота шкафа, где я прятался, отвратительное действо, совершавшееся прямо перед моим тайником, скелет, прижавшийся ко мне так тесно, что я практически оказался в его объятиях, – заставило меня непроизвольно вздрогнуть всем телом, отчего высохшие кости издали трескучий звук.

Что были все мои страхи по сравнению с теперешним? Ведь меня обнаружили!

– В шкафу? – со смехом сказал Уильям. – Черт побери, Джек, ты что, вообразил, что «костяная нога» вдруг ожила?

– Говорю тебе, я что-то слышал, Билл.

Стекавший с моего лба холодный пот щипал глаза. Мысли бешено крутились в голове. Что теперь делать? Напрашивался только один вывод: дождаться, пока один или оба молодых человека не подойдут, чтобы разобраться, откуда шум. Тогда я распахну дверцы шкафа и брошусь вперед, полагаясь на то, что они остолбенеют от изумления, причем надолго, и у меня хватит времени спастись бегством.

Однако дело повернулось таким образом, что необходимость прибегать к отчаянному плану отпала сама собой, поскольку, хоть я уже и собрался действовать, Уильям сказал:

– Давай посмотри, если хочешь. Уверен, это просто крыса.

Время тянулось мучительно долго, я затаил дыхание; Джек не отвечал.

– Ладно, считай, что ты прав, – сказал он после невыносимо затянувшейся паузы. – Этот дом кишмя кишит всякой нечистью. Не стоило Мак-Кензи открывать колледж так близко к верфям.

– Ладно, тут одно хорошо, – сказал Уильям, – уйма забегаловок. Слушай, Джеки, дружок, я бы не прочь сейчас пропустить рюмашку.

– Ладно. Дай только я ее прикрою.

– Уверен, тебе хочется ее приласкать. Я бы мог оставить вас наедине на минутку.

– Сказал же – заткни свою грязную пасть!

– Ха-ха. Спокойно, спокойно, Джек. Шутка.

Мгновение спустя до меня донесся шорох мешковины, потом быстрые шаги. Лампа была погашена, дверь стояла открытой: приятели ушли, оставив меня в кромешной тьме в компании с трупом.

Призвав всю имевшуюся у меня силу воли, я заставил себя выждать еще несколько минут, пока окончательно не удостоверился, что веселая парочка вышла из дома. Затем, чувствуя безмерное облегчение и бессвязно что-то лепеча, я открыл дверцу и, пошатываясь, вышел из шкафа.

Сорвав с лица платок, я глубоко, с благодарностью , вздохнул. Какой бы смрадный дух ни стоял в комнате для вскрытия, он положительно казался бодрящим ; и свежим по сравнению с удушливо-спертым воздухом похожего на гроб шкафа, где я был замурован. Постепенно дыхание мое выровнялось, и самообладание – хотя бы в какой-то степени – вернулось ко мне.

Несмотря на все треволнения и ужасы, операция моя оказалась не такой уж и бесплодной. Пора было идти. Однако в обступившей меня кромешной тьме я не знал точно, где находится дверь. Поэтому пришлось извлечь свечу, которую я зажег, чиркнув последней спичкой, и огляделся.

Взгляд мой остановился на спеленутом саваном теле, вытянувшемся на столе. Меня мгновенно охватило необоримое любопытство. Подойдя к столу, я протянул дрожащую руку и медленно стянул верхнюю часть простыни. Яркое пламя свечи упало на лицо. Я глядел, и немота, ледяное чувство постепенно сковывали меня.

Колени мои дрожали, смятенные мысли бессвязно крутились в голове, кровь застыла в жилах.

Со сдавленным криком ужаса я попятился от стола и резко развернулся к нему спиной. И, объятый страхом, бежал из этой комнаты, этого дома.

Труп, который я увидел, оказался трупом служанки Мэя – Эльзи Болтон.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Даже наяву страшно описать кошмары, снившиеся мне в ту ночь. Не считая мелькания каких-то в высшей степени тревожных происшествий, я оказался в обществе некоего таинственного существа, высокого, худого, облаченного в мертвецкие одежды, которое провело меня по широкому и длинному коридору к массивной двери из полированного черного дерева. Распахнув эти врата, оно ввело меня в похожий на пещеру зал с высоким потолком и белыми, безликими стенами. Единственным источником света служило узкое, продолговатое готическое окно, расположенное на таком расстоянии от дубового пола, что было практически недосягаемо. Слабые отблески красноватого света, проникавшие сквозь узорчатый переплет, озаряли покои зловещим сиянием.

Середину зала занимал огромный вытянутый стол, уставленный серебряными блюдами, на которых были в изобилии разложены странные на вид яства. Дюжина людей, одетых как слуги, стояли вокруг, не сводя немигающих глаз с пиршественно накрытого стола. Сначала я не мог определить, что за кушанья приковывают к себе их внимание. Наконец, выпростав костлявую руку и впившись в меня железной хваткой, мой вожатый подвел меня ближе, пока – к моему неописуемому ужасу – взору моему не предстало чудовищное зрелище.

На блюдах были разложены омерзительные останки безжалостно разделанного на куски женского тела!

Здесь лежала отсеченная по локоть прекрасная рука, заканчивавшаяся маленькой, изящной ладонью, но по алебастру предплечья и белоснежной ладони неким злым проклятьем разлилась гнилостная синева, обратив красоту в мерзость. Там – зловонный торс, обрубленный чуть пониже пупка. Голова тоже была отрублена, и под сочащейся кровью шеей можно было различить две белые округлости – груди той, что когда-то была женщиной.