Разговор с Вождем - [64]

Но сегодня, после нескольких бесед со Сталиным и отчаянных попыток детально разобраться с такой глобальной проблемой, как катастрофа РККА 1941 года, внезапно осознал одну простую истину: до того момента пока я не стал вот так – детально, с максимально личной заинтересованностью, с непременным желанием разобраться, что ДЕЙСТВИТЕЛЬНО произошло летом-осенью сорок первого, с холодящим душу ощущением, что цена именно МОИХ ошибок – не чувство морального удовлетворения от победы в очередном сетевом сраче либо досады от проигрыша в споре, а сотни тысяч, а то и миллионы сохраненных либо потерянных жизней, – я НИ ХРЕНА не знаю!

И только вот сейчас, потихоньку, почти вслепую, путаясь и разочаровываясь, я начинаю осторожно нащупывать то, что действительно может помочь. А во всех положительных изменениях истории, уже случившихся к настоящему моменту, моей заслуги не больше, чем у того петушка, который вовремя прокукарекал. И все. Чего уж тут говорить о, как выразился наш «Темнейший», крупнейшей геополитической катастрофе XX века…

– То есть вообще ничего? – удивился Сталин. – Даже каких-нибудь фамилий не назовете?

– Фамилии назвать могу, – тихо отозвался я. – Но… все эти люди… они же дошли до своих постов и должностей, продвигаясь по партийной линии. Их когда-то отобрали, рассмотрели, проверили другие, более опытные товарищи, потом рекомендовали их в кандидаты, а затем и в члены партии[28]. Третьи, еще более опытные, стали продвигать их по партийной линии – сначала на уровень района, потом области, потом ЦК… И я не уверен, что, если мы как-то остановим этих, никто ВМЕСТО них все равно не исполнит то, что уже случилось в ДВУХ вариантах истории.

Сталин молчал. Долго. И я тоже не рисковал прерывать его мысли какими-то своими словами. А затем он вздохнул и тихо произнес:

– Ви правы, Виталий. Это очень непростой вопрос. Но ми би попросили вас все-таки сообщить хоть какие-нибудь фамилии. Заверяю вас, что ми в ЦК и я лично не будем, как это говорится, рубить с плеча, а постараемся разобраться в действительной, а не мнимой вине этих людей. Но если ми будем знать фамилии, нам хотя би будет ясно, в какую сторону смотреть.

Я вздохнул.

– Тогда записывайте – Горбачев и Ельцин. Михаил Сергеевич Горбачев – последний генеральный секретарь ЦК КПСС, доведший дело до того, что страна развалилась…

– КПСС? – переспросил Сталин.

– Так стала называться ВКП (б) после войны, – ответил я. – Не помню уж, в каком году переименовали…

– Понял, – сказал Сталин после паузы, записав мои слова. – А кто второй?

– Борис Николаевич Ельцин – бывший секретарь ЦК и первый президент независимой России, основной инициатор денонсации Союзного договора 1922 года. Там еще вместе с ним были Кравчук и Шушкевич – президенты Украины и Белоруссии.

– Тоже независимых? – в голосе Сталина явственно начала ощущаться ярость.

– Ну-у-у… да. Независимые республики Украина и Беларусь.

– Их имена-отчества? – в трубке словно затвор лязгнул.

– Я… это… не помню уже, – вздохнул я. – Давно дело было. К тому же их обоих, насколько я помню, на первых же после распада Союза выборах прокатили. И на Украине, и в Белоруссии. Так что больше они нигде особенно не светились. Вот и запамятовал… И это… – робко напомнил я, – Иосиф Виссарионович, вы же обещали не рубить с плеча, а разобраться. Тем более что у вас там в сорок первом они еще пацаны, родились-то, вероятно, году в тридцатом – тридцать пятом где-то.

– Не волнуйтесь, – после довольно длинной паузы отозвался Сталин. – Ми их вообще трогать пока не собираемся. А вот к тем, кто будет их продвигать, я думаю, стоит присмотреться. – Потом Иосиф Виссарионович снова замолчал и с явственно ощущаемой болью в сердце спросил:

– А народ? Как к этому отнесся народ? Я ведь именно ради народа старался!

– Народ… – вздохнул я. – По большей части негативно отнесся. Жалели, что СССР распался. На кухнях брюзжали. Но и только… Купились на обещание колбасно-джинсового изобилия. И оно, в общем, наступило, хотя и не для всех. И только сейчас начали понимать, что сто сортов колбасы в магазине не делает их счастливыми.

– Сколько сортов? – охнул Сталин.

– Ну, может, и не сто… Хотя везде по-разному. Но очень много, ИЗБЫТОЧНО, на мой взгляд, много. Зато почти лишились тех привилегий, которыми пользовались не задумываясь: достойных пенсий, бесплатного образования и здравоохранения, дешевого и качественного жилья, здоровых, без химии, продуктов питания, доступного по цене общественного транспорта. Хорошо хоть, что в последнее время взялись за ум и начали возрождать то, что просрали. Может, лет через двадцать опять Союз собирать начнем. Как только все местные царьки, бывшие партаппаратчики, попередохнут.

– Отрадно слышать, Виталий, что вы так радеете за Россию. – Иосиф Виссарионович первый раз назвал меня по имени.

– Да я в общем-то, товарищ Сталин, не только за Россию, я за весь Советский Союз, да и за всю бывшую Российскую империю. Ведь совсем чуть-чуть, каких-нибудь тридцати-сорока лет не хватило, чтобы действительно создать новую общность людей – советский народ. А то ведь разбежались сейчас по своим национальным норкам, как тараканы. И все почему-то были уверены, что именно они русских кормят, а вот как не стало Старшего Брата, так они прожрали все накопленные при Союзе запасы и теперь тянутся к нам, к России, с протянутой рукой. Ладно… что-то я увлекся… Больная для меня тема…