Разговор с незнакомкой - [78]
…Садитесь, прошу вас. Э, нет, тот стул у меня колченогий, вот сюда, поближе — в кресло. Справились там с дверью-то, открыли? Записку эту в дверь соседка моя сунула. Все поджидала вас, да не дождалась, в аптеку наладилась, за травой какой-то… Руки где помыть? А вот — в коридор и налево. Санузла как такового у нас нет, ванная и все прочее — раздельно, благо квартира старой еще постройки, времен конструктивизма. А я все думаю, слово-то какое странное — санузел. Когда совсем худо было, бредил, он все мерещился мне каким-то чудовищным красным узлом, точно спрут, и все хотелось распутать его, разорвать. Полотенце там, махровое, розовое — справа… нашли? Ну, значит, все в порядке.
Фамилия-то моя? Фамилия — Нарышкин. Нарышкин Никита Фролович. Фамилия, как видите, дворянская. Но я не из князей, нет. Дед у меня был крепостным в Орловской губернии, а там целые волости, если не уезды, Нарышкиными именовались, оттуда и идет, видно, фамилия. Потом дед вольную получил от господ. А вот отец… Про возраст спрашиваете? Ох-хо-хо, доктор, боюсь даже говорить… ровесник я века, как это иногда говорят или в газетах пишут высокопарно. День в день, можно сказать, мы с ним родились. Я так долго прожил, доктор, и так привык жить, что очень трудно теперь отвыкать. А ведь надо… Чем дольше привыкаешь к чему-нибудь, тем труднее, я бы сказал, больнее отвыкать. А мы всю жизнь к чему-то привыкаем. В тридцатые годы у меня был единственный костюм — на все случаи жизни. Я носил его много лет и очень привык к нему; хоть и берег, но сносил почти на нет. И когда началась война, ох как трудно было от него отвыкать. А когда отвоевался, думаете, легко было отвыкать от обмундирования?.. Я очень привык к родителям за свою молодую жизнь, но… со временем и сними пришлось расстаться. Скажу вам больше, с самого рождения я привык, что у меня две ноги, две руки, пара глаз, словом, ко всему, чем меня поощрила природа за то, что родился в муках матери. И вот уже около сорока лет живу без правой кисти. Поначалу думал, и не обойдусь без нее. И все же привык. Минером я был в войну. Говорят, минер ошибается один раз. Не совсем это так, милый доктор, поспешное обобщение, я вам скажу. За четыре года войны я не ошибся ни разу. А вот в мае сорок пятого обрабатывали мы одну штуковину в Праге, уже и конец войне, и страха, можно сказать, никакого, в открытую работали. А снайпер фуганул из соседнего здания через окно — и как раз мне чуть пониже локтя… Ох и трудненько, я вам скажу, пришлось отвыкать от правой-то руки — не приведи бог. И все же нет, это не самое трудное, не самое страшное. Нет ничего труднее и больнее — отвыкать от людей.
Никогда еще я не ворошил этого, доктор, не привык. Но… видно, отвыкать мне уже недолго… вам скажу. Да и некому мне, пожалуй, сказать, кроме вас, соседке разве, Матрене, — она не поймет. Немало друзей у меня было в молодости, но к одному из них я крепче всех привязался. Все казалось, что вернее других он, что понимает меня лучше всех… ну, как это говорится теперь, на одной волне, что ли… Все у нас нераздельно было в юные годы — и хлеб, и курево, в комсомоле вместе верховодили, да что скрывать, — и по девкам на пару, случалось… В один день на войну ушли, в один эшелон попали. На войне, правда, судьба разбросала нас, да и то повезло: дважды довелось встретиться — один раз в штабе фронта было дело, сам Черняховский вызывал мою группу. А их армия взаимодействовала с нами в то время, вот он и оказался вместе со своим начальством поблизости. На сутки тогда меня уволили, после награждения-то, — погуляли мы малость. Второй раз в госпитале под Прагой нашел он меня, навестил. После госпиталя я демобилизовался, он остался в армии, в кадрах. Вернулся я домой, пережив самые счастливые минуты своей жизни, когда грузовик подвозил к родному подворью. Встретила меня Настенька, жена, моложе она меня малость, а тогда-то и совсем юной казалась, хотя уж и сынок у нас, Санька, подрос, в первый класс без меня пошел. Поведал я ей про свою одиссею армейскую, про ранение, о встречах с дружком рассказал. А он, говорит, два раза за войну-то побывал дома, вдов наших приятелей-погодков навестил, к ней на огонек забрел… Умолкла вдруг, а потом говорит: не может он быть тебе дружком, Никита, никак не может. Признавайся, говорю, Настасья, что случилось? Да нет, отвечает, ничего, слава богу, не случилось, а только не может…
А вы давно у нас участковым-то, доктор? Пятый год? Вот видите, а встретиться с вами не приходилось. Да и сейчас понапрасну беспокойство… А все Матрена, все она со своими охами да ахами. Как будто не я, а она… Как будто ей больше всех надо. Ты, говорит, Фролыч, поживи, поживи, одна-то я ведь волчицей взвою. А и была волчицей-то — настоящей, матерой, когда я к сыну сюда перебрался после похорон Настеньки. Это уж теперь она за мной — как за дитем малым, состарились мы вместе в этой квартире. А подобрела она ко мне после того, как мой Санька погиб — сразу, в несколько дней, изменилась. Странно… будто только и ждала этого. Я-то тогда с месяц лежал неподвижно, вот на этом же месте. Как ни открою глаза — она тут же сидит, рядом, воду мне протягивает, лекарство, кормить пытается с ложечки. А я не хотел тогда жить, доктор… Санька у меня летчиком был, на новых летал, на самых-самых… Не думали мы с Настей, не гадали, что в пилоты подастся. В школе отличником был, медалью поощрен, литературу любил, стихи, в душе-то я прочил его в педагоги. А он — в аэроклуб… Да, доктор, много я передумал дум в тот черный год. Долго все пытался свести концы с концами. Как же так, думаю, я живу на счастливой и доброй земле, мою родину минуют наводнения и катаклизмы, и нам не требуется помощь других государств и Международного Красного Креста, а Саньки нет… Я не плачу, доктор, нет, этот глаз у меня с войны немного того…
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.