Разговор с незнакомкой - [72]
— Теть Лен, ну и запаслись вы, — киваю я на авоськи, — точно на свадьбу.
— Вот уж угадал так угадал. К свадьбе и есть. Алку выдаем, — вздохнула она. — По третьему разу уже выдаем-то… теперь это просто. А к свадьбе все готово уже, это уж я так, на пожарный случай, как говорится…
И я вспомнил Алку. Сопливую пятилетнюю девчонку в драненьком платье, на которую однажды напал шалый соседский поросенок. Повалил у забора и укусил до крови где-то под мышкой. Едва отогнали его хворостиной. Говорили, поросячья метка так и осталась у нее на всю жизнь, как клеймо…
— И когда же свадьба?
— По правилам-то вчерась еще должна, когда расписывались. Да жених на базу уехал… «Запорожца» получать. При своей машине хотят справлять свадьбу. А все Алка настояла, ни дна ей, ни покрышки. Ну, ничо… к вечеру, бог даст, вернутся. Так что, милости просим, не пройди уж мимо дома-то нашего, Константин Лексеич, не побрезгуй.
— Спасибо, тетя Лена, спасибо. Постараюсь…
— Ну, вот и пришли мы, слава богу. Так ты не забудь, милок, не забудь. То-то рады-то будут молодые!
И остановился я у дряхлого вяза в раздумье: к кому же первому зайти. Ну, конечно же — к Славке.
Славка, Славка! Вот уж не ждешь-то ты меня так не ждешь. Встречаемся мы теперь раз в три-четыре года, да и то на ходу — где-нибудь на Павелецком, на Казанском вокзале или в вокзальном ресторане, когда ты бываешь проездом. Ты все спешишь на свои симпозиумы, съезды, совещания, садовая твоя голова, огородная. Если не спешишь, меня нет в Москве… А ведь с первого по десятый просидели за одной партой, да и жили чуть ли не окна в окна.
Иду я в конец деревни к дому Славки и представляю, как он засуетится сейчас, как замечется, увидев меня. Да… многое нас связывало в детстве. Школа, деревня, мечты… Меня, страшно любившего в детстве поспать, он приходил по утрам будить. Появлялся в одно и то же время и бесцеремонно дергал за ногу. Ничего не оставалось, как собираться по-военному. А через двадцать минут мы уже шагали полем по морозному насту в школу. Тогда мы всерьез мечтали удрать из деревни, уехать куда-нибудь на край света, податься в моряки.
Не отпустила тебя деревня, Славка, земля не отпустила. И если эти сады до сих пор живы, цветут и плодоносят — это твоих рук дело. И плодовая опытная станция — тоже дело твоих рук.
Кругом — ни души. Иду по безмолвной улице. А мне-то казалось, долго придется идти до Славки. Думал, у каждого двора остановлюсь, поздороваюсь с земляками. Пусты дворы, пусты палисадники. Поднимаюсь на Славкино крылечко, стучу в дверь. Никто не отзывается, никто не открывает мне. Куда же теперь?
Через дорогу, чуть-чуть наискосок — «наш» дом. Нет, нет, только не сейчас! Там теперь чужие, незнакомые мне люди. Я приду туда затемно, ночью, когда никто не сможет увидеть меня.
Мать честная! И куда же весь народ подевался? А парит-то, парит как — спасенья нет. Двину-ка я на озеро, искупаюсь, пока суд да дело.
Обхожу огромный, капитально вросший в землю дом-шестистенок, незнакомый, выстроенный без меня. Вот сейчас поднимусь на пригорок и увижу старые ветлы, камыши, скучившиеся по углам зацветшей зеленоватой заводи.
Взбегаю по рыжей пыльной траве и замираю, не обнаружив ни воды, ни камышей. Ощущение такое, будто бы не туда попал, заблудился, перепутал что-то. Но нет — вот они старые ветлы, их теперь можно пересчитать по пальцам. Вот и дно озера — черная, глянцево запекшаяся земля, густо покрытая паутиной трещин. Посредине бывшего озера поблескивают на солнце несколько лужиц-бочажин, и между ними бродит высокий сутулый старик с ведром, наклоняясь, высматривает что-то в воде. Спустившись к берегу, я замечаю конопатого мальчишку лет четырех в приплюснутой блином кепке. Мальчишка притулился у шершавого высохшего комля спиленной ветлы и усердно вырезает что-то себе из зеленой тростинки, выстругивает. Увидев меня, он поднимается, стягивает, по-отцовски видно, за козырек кепку с головы.
— Драствуй…
— Здравствуй, — я сажусь рядом с ним. — Как зовут?
— Витёк…
— Ну, и чей же ты, Витек, будешь, если не секрет?
— Федотов.
Я задумываюсь. «Федотов, Федотов… Для сына Степки Федотова вроде бы маловат… для внука — рановато. Хотя, поди разберись теперь, что рано, что поздно… Однако корень федотовский заметен — по конопушкам, по масти…»
— Папу как твоего зовут? Степа?
— Не-е… Сергей Степаныч.
— Ясно… — «Вот так Степка, дед конопатый! А ведь года на три старше меня, не больше…» — А кто это там с ведерком ходит, Вить?
— Дед Петрака.
— Что за дед Петрака?
— Кулагиных дедушка…
«Бог ты мой! Дядя Петя…» Я бегу к нему. Перемахиваю через бочажины, черпаю туфлями ил и бегу.
— Дядя Петя, здорово!..
— Здорово, коль не шутишь… — он нехотя разогнулся, звякнув о ведро дырявым черпаком с длинной ручкой. — Ух ты-и, Коська! Ну, даешь…
Мы обнялись.
— А я и не узнал издаля, гляжу, ктой-то к мальцу подсел… Ну, надо же, прикатил! — Он засуетился, вытер ладони о штанины, сунулся было в карманы потрепанных холщовых брюк и обескураженно развел руками: — Эх, табачок-то на берегу у меня…
— На, дядь Петь, кури, — я протянул ему пачку «Явы».
— Да не-е, я эти… ну да ладно, испорчу одну, давай.
Михаил Андреевич Лев (род. в 1915 г.) известный советский еврейский прозаик, участник Великой Отечественной войны. Писатель пережил ужасы немецко-фашистского лагеря, воевал в партизанском отряде, был разведчиком, начальником штаба партизанского полка. Отечественная война — основная тема его творчества. В настоящее издание вошли две повести: «Если бы не друзья мои...» (1961) на военную тему и «Юность Жака Альбро» (1965), рассказывающая о судьбе циркового артиста, которого поиски правды и справедливости приводят в революцию.
Ким Федорович Панферов родился в 1923 году в г. Вольске, Саратовской области. В войну учился в военной школе авиамехаников. В 1948 году окончил Московский государственный институт международных отношений. Учился в Литературном институте имени А. М. Горького, откуда с четвертого курса по направлению ЦК ВЛКСМ уехал в Тувинскую автономную республику, где три года работал в газетах. Затем был сотрудником журнала «Советский моряк», редактором многотиражной газеты «Инженер транспорта», сотрудником газеты «Водный транспорт». Офицер запаса.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Читателю широко известны романы и повести Евгения Пермяка «Сказка о сером волке», «Последние заморозки», «Горбатый медведь», «Царство Тихой Лутони», «Сольвинские мемории», «Яр-город». Действие нового романа Евгения Пермяка происходит в начале нашего века на Урале. Одним из главных героев этого повествования является молодой, предприимчивый фабрикант-миллионер Платон Акинфин. Одержимый идеями умиротворения классовых противоречий, он увлекает за собой сторонников и сподвижников, поверивших в «гармоническое сотрудничество» фабрикантов и рабочих. Предвосхищая своих далеких, вольных или невольных преемников — теоретиков «народного капитализма», так называемых «конвергенций» и других проповедей об идиллическом «единении» труда и капитала, Акинфин создает крупное, акционерное общество, символически названное им: «РАВНОВЕСИЕ». Ослепленный зыбкими удачами, Акинфин верит, что нм найден магический ключ, открывающий врата в безмятежное царство нерушимого содружества «добросердечных» поработителей и «осчастливленных» ими порабощенных… Об этом и повествуется в романе-сказе, романе-притче, аллегорически озаглавленном: «Очарование темноты».
Виктор Макарович Малыгин родился в 1910 году в деревне Выползово, Каргопольского района, Архангельской области, в семье крестьянина. На родине окончил семилетку, а в гор. Ульяновске — заводскую школу ФЗУ и работал слесарем. Здесь же в 1931 году вступил в члены КПСС. В 1931 году коллектив инструментального цеха завода выдвинул В. Малыгина на работу в заводскую многотиражку. В 1935 году В. Малыгин окончил Московский институт журналистики имени «Правды». После института работал в газетах «Советская молодежь» (г. Калинин), «Красное знамя» (г. Владивосток), «Комсомольская правда», «Рабочая Москва». С 1944 года В. Малыгин работает в «Правде» собственным корреспондентом: на Дальнем Востоке, на Кубани, в Венгрии, в Латвии; с 1954 гола — в Оренбургской области.