Разговор с чужой тенью - [2]

– Где вы ее откопали?

– Случайно. В одном НИИ. Кстати, мой милый мальчик, смотрите, что мне удалось сделать. Я проанализировал схему творческой деятельности одного так называемого талантливого художника. Смотрите, какая железная закономерность.

Я просмотрел столбец рекуррентных формул и про себя позавидовал Касьянову. Умница, ничего не скажешь.

– Понятно? – спросил Алексей Георгиевич.

– Понятно.

– То-то. Скоро я напишу вам уравнения всех ваших эмоций, чувств, увлечений, чего хотите. Хватит дурацких и беспомощных «и так далее».

Я не стал продолжать разговор, потому что в это время в голову мне пришла интересная мысль. Я знал, что многие наши сотрудники поддакивали Касьянову просто из почтительности. Как-никак, человек с мировым именем. Союзников в споре с ним у меня не было, а поддержка мне была очень нужна. Хотя бы одного единомышленника. Так сказать, создать бы единый фронт из двух-трех человек! Я сердито посмотрел на самодовольного старика. Чувствовалось, что у него было настроение со мной поспорить.

«Я найду союзника, – решил я. – Посмотрим, что думает Галина Гурзо». И в этот вечер мне показалось уместным как-нибудь задержать Галину в лаборатории и узнать, на чьей она стороне.

2

– Конечно, это чушь, – сказала она невозмутимо, когда я объяснил ей сущность своих разногласий с профессором Касьяновым. – Старик просто спятил. В пожилом возрасте это бывает.

– Вы понимаете, Галина, что он хочет доказать? Все, что составляет человеческое «я», его эмоциональный мир, его чувственное мировосприятие, его самые возвышенные и иногда лишенные логической основы устремления, могут быть алгоритмизированы!

– Очень модная глупость, – так же невозмутимо заметила Галина.

Впервые мы сидели так близко. Я украдкой рассматривал ее лицо, пылающее свежим румянцем. Теперь я убедился, что глаза ее большие и бездонно-голубые. От ее волос распространялся аромат неизвестных мне духов, а тонкие пальцы медленно перебирали страницы книги. От нее веяло безграничным спокойствием и уверенностью.

– Допустим, – продолжал я, – что можно искусственно создать сколь угодно хорошую имитацию человеческого интеллекта. Да мне ли вам это говорить! Ведь вы занимаетесь именно этой проблемой. Но как вы можете изобразить в уравнениях математической логики, например, любовь одного человека к другому или дружбу, или, например, радость?

– Я с вами согласна. Подобную чепуху левые кибернетики проповедуют вот уже два десятилетия. Касьянову нужно было бы помнить, что всякие попытки создать алгоритмы человеческих чувств повлекут к такому усложнению структуры автоматов, что даже если их реализовать, то реакции будут безнадежно медленными. Автомат сможет вести себя по-человечески только в астрономических масштабах времени. Ведь дело заключается в последовательном переборе правильных вариантов поведения, которых у человека бесконечно много.

«И так далее», – почему-то вспомнил я. Аргумент Галины показался мне не очень убедительным. Тем не менее я радовался, что она была на моей стороне. Как-никак, это была победа!

– Вы давно занимаетесь теорией высших автоматов?

– Как вам сказать… И да, и нет. До прихода к вам я работала программисткой в вычислительном центре судостроительного завода. Это была послеинститутская практика. Потом меня направили в один НИИ, а затем к вам…

– Вам у нас нравится?

– В общем, да. Только люди у вас какие-то скучные.

– Я скучный?

Она улыбнулась.

– Вы мой начальник, и мне не положено думать о вас дурно. А вот эти два парня, которые делают диплом, безусловно скучные.

– Что вы имеете в виду?

Галина повернула лицо к окну. На улице сгустились сумерки.

– У вас в институте народ не активный. То ли дело на судостроительном заводе. Хороший клуб, кино, концерты, танцы…

Ни с того, ни с сего я вдруг выпалил:

– Галя, если сегодня вечером вы свободны, идемте в кино?

Она вздрогнула.

– Сегодня? С вами?

– А что же здесь такого? Идемте!

– Право, не знаю. Впрочем…

Она посмотрела на крохотные ручные часики, затем немного задумалась.

– А это далеко?

– Нет, совсем рядом. На проспекте Дружбы.

В фойе кинотеатра я вдруг обнаружил, что моими личными делами интересуются. До начала сеанса оставалось минут двадцать пять, мы сидели за столиком и рассматривали журналы. И вдруг я заметил одного из моих дипломников и еще девушку, которая работала в моей лаборатории монтажницей. Они стояли поодаль, насмешливо поглядывали в нашу сторону и о чем-то перешептывались.

«Ну и молодежь пошла», – с негодованием подумал я и, чтобы скрыть досаду, обратился к Галине:

– Вы любите кино? Конечно, хорошее.

– Я не очень понимаю этот вид искусства, – смущенно ответила она. Бесконечная серия фотографий. Меня всегда немного раздражает то, что люди на фотографиях не настоящие. Кино – это искусство искусно лгать.

Я удивился.

– То же самое можно сказать и про театр.

– Да, конечно. Но кино представляет собой, так сказать, серийное производство искусной лжи.

– Я не могу с вами согласиться. Сила и очарование артиста заключается в его способности перевоплотиться, стать совершенно другим человеком, причем таким, в правдоподобность которого зритель поверил бы.