Раздвоенный виконт - [24]

Бедняга, который ради ее же блага решился на такую жертву, застыл с раскрытым ртом. «Но если она почитает за счастье выйти за меня, не могу же я заставить ее выйти за другого», — подумал он и ответил:

— Дорогая, я тотчас же начну готовиться к свадьбе.

— Но прошу тебя — сговорись с моей матерью.

Как только стало известно, что Памела выходит замуж, вся Терральба переполошилась. Кто говорил, что она выходит за одного Медардо, кто — за другого. А ее родители, словно нарочно, вносили еще большую путаницу. Конечно, для чего замок надраивали и украшали, если не для свадебного торжества? Виконт сшил себе черный бархатный костюм с огромным буфом на рукаве я еще одним на штанине. Но и бродяга щеголял в заштопанном носке, а мула своего выскреб до блеска. На всякий случай в церкви начистили все подсвечники.

Памела объявила, что до начала торжеств останется в лесу. Она возилась с приданым, и я бегал по ее поручениям. Памела сшила себе белое платье с длиннющим шлейфом, фату, сплела венок и пояс из стебельков лаванды. А из остатков материи она смастерила подвенечные платья для козочки и для уточки и бегала вместе с ними по лесу, пока фата не разорвалась в клочья о ветки, а шлейф не подмел все лесные тропинки и не собрал всего лесного мусора.

Только ночью в канун свадьбы Памела была задумчива и даже немного встревожена. Она сидела на холмике, поросшем зеленой травой, укрыв шлейфом ноги и подперев рукой голову со съехавшим набок лавандовым венком, вздыхала и смотрела на окружавшие ее леса.

Я оставался при ней безотлучно — нам с Исайей, который, однако, до сих пор носа не казал, поручили быть дружками невесты.

— Ты за кого выходишь замуж, Памела? — спросил я ее.

— Понятия не имею, — вздохнула она, — и что-то меня ждет, радость или беда?

А из чащи доносился то гортанный выкрик, то протяжный вздох. Женихи, закутанные в черные плащи, в предсвадебном томлении блуждали по лесным оврагам, один — на тощем коне, другой — на облезлом муле, и стенали, вздыхали, предаваясь тревожным думам. Конь скакал по обрывам и кручам, мул карабкался по склонам и косогорам, но ни разу всадники не встретились друг с другом.

А на рассвете конь на полном скаку сорвался в овраг, и Злыдень опоздал к свадьбе. Мул, наоборот, трусил тихо, да лихо, и Добряк точно ко времени поспел в церковь, как раз вместе с невестой, за которой мы с Исайей несли шлейф: Исайя, правда, упирался изо всех сил и все норовил на нем прокатиться.

Когда к алтарю приковылял на костыле один Добряк, зрители были явно разочарованы. Но брак был заключен по всем правилам, молодые сказали друг другу «да», обменялись кольцами, и священник провозгласил:

— Медардо ди Терральба и Памела Маркольфи, объявляю вас мужем и женой!

В этот самый момент из придела, налегая на костыль, вышел виконт — его новый бархатный костюм с буфом имел вид самый плачевный.

— Медардо ди Терральба — это я, — объявил он. — Памела — моя жена.

Добряк заковылял к нему навстречу.

— Нет, я тот Медардо, за которого вышла замуж Памела.

Злыдень отбросил костыль и выхватил шпагу. Добряку ничего не оставалось, как последовать его примеру.

— Защищайся!

Злыдень сделал выпад, Добряк парировал, и оба они в ту же секунду оказались на земле.

Фехтовать, стоя на одной ноге, невозможно, и соперники сразу это поняли. Дуэль пришлось отложить, чтобы подготовиться к ней как следует.

— Ну вы как хотите, — сказала Памела, — а я, пожалуй, вернусь к себе в лес. — И она убежала из церкви, волоча по земле шлейф, который больше никто не поддерживал. На мостике ее дожидались козочка и уточка — они вовсю припустили вслед за ней.

Дуэль должна была состояться на рассвете следующего дня на Монашьем лугу. Пьетрокьодо сочинил эдакую ногу-циркуль: она крепилась к поясу и упиралась в землю под углом. В таком положении дуэлянты чувствовали себя вполне уверенно, могли сделать шаг вперед и в сторону, могли двигать корпусом. Прокаженный Галатео, который раньше был дворянином, взял на себя обязанности распорядителя, Злыдень выбрал своими секундантами отца Памелы и начальника замковой стражи, Добряк — двух гугенотов. Доктор Трелони обеспечивал медицинскую помощь, он приволок кипу бинтов и огромную бутыль с бальзамом, как будто предстояло настоящее сражение. В результате мне повезло: сам доктор унести все это был не в состоянии, и я получил возможность увидеть дуэль собственными глазами.

Занимался бледный рассвет, когда на лугу сошлись два тощих черных дуэлянта. Прокаженный дунул в рожок — подал сигнал начинать; небо задрожало, как натянутая струна, кроты в своих норах глубже зарылись в землю, сороки, спрятав голову под крыло, с криком вырвали у себя по перу, червь сожрал собственный хвост, гадюка впилась в себя зубами, оса сломала жало о камень. Все на свете взбунтовалось против себя: лужи подернулись льдом, лишайник превращался в камень, а камень в лишайник, палые листья становились землей, вязкая смола душила деревья. Человек, взяв в обе руки по шпаге, кинулся сам на себя.

И на этот раз Пьетрокьодо потрудился на славу: циркули чертили на лугу круг за кругом, и дуэлянты бросались в атаку, закрывались, уходили, делали ложные выпады. Но все их усилия пока были безрезультатны. При каждом выпаде шпага неизменно попадала в развевающийся плащ противника, под которым была пустота, а должна была быть та самая половина виконта, которая и наносила удар. Несомненно, будь дуэлянты целыми, а не половинами, они давным-давно продырявили бы друг друга. Злыдень дрался с яростным остервенением, однако ни одна его атака не достигала цели. Добряк фехтовал изящно и ловко, как всякий левша, но только и делал, что колол плащ противника.