Раздумья в сумерках жизни - [10]

Шрифт
Интервал

Мы чинно уселись, за угловой столик, спиной к залу, а напротив, в углу, сидели двое уже не молодых людей и на наше приветствие ответили такими любезными улыбками во всю ширь своих золочёных ртов, что мы тоже улыбнулись в ответ. Оба они были одеты в импортные костюмы, что в ту далёкую пору было недоступно простому человеку, а только важным начальникам и партийным бонзам, имевшим свободный доступ к спецмагазинам, где можно было купить по сносной цене всё, что душе угодно. Их вид нас вначале смутил, но ненадолго. Взяв меню, мы на них не обращали внимания, поскольку принялись его внимательно изучать, чтобы заказанный ужин соответствовал нашей скудной наличности. Рассматривая меню, мы беззаботно утратили бдительность, перестав обращать внимание на обстановку в зале, что было непростительно для будущих чекистов.

Мы не заметили, как лица наших застольных незнакомцев заметно насторожились, когда моего приятеля кто-то бесцеремонно взял под локоть и стал с усилием поднимать со стула. А он, ещё не поняв, в чём дело, невольно пытался сопротивляться. Однако, скосив глаза, узнал жену, помрачнел и приметно сдал лицом, видимо, ожидая от неё публичного конфуза. Впрочем, его чекистский инстинкт быстро нашёл, как сейчас говорят, адекватный выход из неприятного положения. Тяжело, с нескрываемой досадой мой приятель вздохнул, торопливо встал со стула, взял на руки дочку, а жену под руку и, гордо подняв лысоватую голову, направился к выходу, всем своим видом показывая, что у него всё в порядке, – как и положено себя вести в подобной ситуации любому порядочному семьянину. Надо было видеть, как он кисло и некрасиво пытался улыбаться, когда шёл по залу среди многочисленных посетителей, наблюдавших за ними. Кто-то даже пытался ему аплодировать, но не встретив поддержки, перестал.

По нелепой случайности я остался один со своей радостью, и поделиться ею мне было не с кем. В этой радости было слишком много разных нюансов, которые мог понять и разделить со мной только мой товарищ. На мой взгляд, двое незнакомцев, с которыми я остался сидеть за одним столом, не могли бы меня понять. Но как я ошибался! Ведь за мной наблюдали две пары внимательных глаз и всё понимали, и не только понимали, но, кажется, читали мои мысли, правда были слегка удивлены случившимся.

В ожидании угощения я невольно рассматривал богато сервированный стол своих соседей и раздумывал, как же мне будет неловко перед ними за свой скудный заказ, когда официант его принесёт. Уж лучше бы я ушёл из ресторана вместе со своим неудачливым приятелем, и эта проблема меня бы сейчас не беспокоила. Спасительная мыслишка всё чаще мелькала в моей голове, но было поздно что-либо предпринимать, и ситуацию уже не исправить.

Мельком разглядывая соседей за столом, я никак не мог угадать, к какому сословию нашего передового общества они принадлежат. Тот, что с чёрными волнистыми волосами, уже кое-где прошитыми сединой, судя по его повадкам и разговору, явно был старшим. Его же приятель, фигурой поменьше и тоже с проседью в реденьких русых волосах, казалось, находился на вторых ролях. В этом у меня не было никаких сомнений, исходя из моего опыта и той работы, которую я только начал осваивать.

Наконец, к обоюдному удовольствию, затянувшееся молчание было нарушено. Старший для начала, как он выразился, предложил познакомиться, что мы с охотой и сделали. Крепко пожимая мне руку, он назвался Михаилом, а его приятель Сашей, причём оба почему-то расхохотались, сверкнув золотыми зубами. Имена они называли скороговоркой, и те, на мой взгляд, явно были выдуманными. Мне это не понравилось, но Михаил предложил выпить с ними рюмку водки из их графина, пока мне не принесут мой заказ. Я согласился один раз, потом второй и третий. Когда официант поставил передо мной на подносе мой скромный заказ, долг по выпитой водке вроде бы нужно было возвращать, но они оба в один голос решительно отказались от этого, должно быть, поняв моё бедственное положение. Однако выпивали они со мной наравне, учитывая, что успели и перед моим приходом не раз опрокинуть стопки, судя по ополовиненному графину, но пьяными не были. К общему удовольствию, между нами завязался оживлённый разговор обо всём на свете и ни о чём серьёзном. Они много шутили, довольно интересно рассказывали смешные анекдоты, и стало совершенно ясно, что двое седоватых мужчин, сидящих передо мною за ресторанным столиком, очень много лет «топтали тюремную зону». Это меня насторожило. Хотя внешне они выглядели вполне респектабельно, но их выдавал въевшийся в речь лагерный жаргон, хотя они старательно его избегали. Но выпитая водка, наш отечественный убойный напиток, без всяких усилий развязал им языки и мне тоже. И мы неожиданно нашли одну тему, за обсуждением которой довольно интересно провели целый вечер.

По обрывкам разговора они поняли, что я и мой исчезнувший приятель заскочили в этот ресторан освежить водочкой удачно сданные экзамены. Но, к моему удивлению, Михаил особенно заинтересовался моими знаниями по политэкономии, которыми я не особенно блистал, хотя экзамен сдал удачно.


Еще от автора Валентин Николаевич Богданов
Размышления о войне и о книге В. Суворова «Ледокол»

Несмотря на многочисленные публикации о советско-германской войне, её правдивая история до сих пор не написана. В этой книге автор размышляет о концепции нашумевшей книги «Ледокол», излагая свою точку зрения, использует многие документальные источники, где оспаривает или опровергает некоторые выводы В. Суворова. И это ему удаётся. На вопрос, кто и почему развязал Вторую мировую войну и каковы причины разгрома Красной Армии в 1941 году, автор даёт исчерпывающий ответ.Книга написана простым и понятным языком и читается легко.


Рекомендуем почитать
Записки гаишника

Эта книга перевернет ваше представление о людях в форме с ног на голову, расскажет о том, какие гаишники на самом деле, предложит вам отпущение грехов и, мы надеемся, научит чему-то новому.Гаишников все ненавидят. Их работа ассоциируется со взятками, обманом и подставами. Если бы вы откладывали по рублю каждый раз, когда посылаете в их адрес проклятье – вслух, сквозь зубы или про себя, – могли бы уже давно скопить себе на новую тачку.Есть отличная русская пословица, которая гласит: «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива».


Книга 1. Сказка будет жить долго

Чем старше становилась Аделаида, тем жизнь ей казалась всё менее безоблачной и всё менее понятной. В самом Городе, где она жила, оказывается, нормы союзного законодательства практически не учитывались, Уголовный кодекс, так сказать, был не в почёте. Скорее всего, большая часть населения о его существовании вовсе не подозревала. Зато были свои законы, обычаи, правила, оставленные, видимо, ещё Тамерланом в качестве бартера за городские руины…


Кровавая пасть Югры

О прозе можно сказать и так: есть проза, в которой герои воображённые, а есть проза, в которой герои нынешние, реальные, в реальных обстоятельствах. Если проза хорошая, те и другие герои – живые. Настолько живые, что воображённые вступают в контакт с вообразившим их автором. Казалось бы, с реально живыми героями проще. Ан нет! Их самих, со всеми их поступками, бедами, радостями и чаяниями, насморками и родинками надо загонять в рамки жанра. Только таким образом проза, условно названная нами «почти документальной», может сравниться с прозой условно «воображённой».Зачем такая длинная преамбула? А затем, что даже небольшая повесть В.Граждана «Кровавая пасть Югры» – это как раз образец той почти документальной прозы, которая не уступает воображённой.Повесть – остросюжетная в первоначальном смысле этого определения, с волками, стужей, зеками и вертухаями, с атмосферой Заполярья, с прямой речью, великолепно применяемой автором.А в большинстве рассказы Валерия Граждана, в прошлом подводника, они о тех, реально живущих \служивших\ на атомных субмаринах, боевых кораблях, где героизм – быт, а юмор – та дополнительная составляющая быта, без которой – амба!Автор этой краткой рецензии убеждён, что издание прозы Валерия Граждана весьма и весьма желательно, ибо эта проза по сути попытка стереть модные экивоки с понятия «патриотизм», попытка помочь россиянам полнее осознать себя здоровой, героической и весёлой нацией.Виталий Масюков – член Союза писателей России.


Путешествие в Закудыкино

Роман о ЛЮБВИ, но не любовный роман. Он о Любви к Отчизне, о Любви к Богу и, конечно же, о Любви к Женщине, без которой ни Родину, ни Бога Любить по-настоящему невозможно. Это также повествование о ВЕРЕ – об осуществлении ожидаемого и утверждении в реальности невидимого, непознаваемого. О вере в силу русского духа, в Русского человека. Жанр произведения можно было бы отнести к социальной фантастике. Хотя ничего фантастичного, нереального, не способного произойти в действительности, в нём нет. Скорее это фантазийная, даже несколько авантюрная реальность, не вопрошающая в недоумении – было или не было, но утверждающая положительно – а ведь могло бы быть.


Долгий путь домой

Если вам кто-то скажет, что не в деньгах счастье, немедленно смотрите ему в глаза. взгляд у сказавшего обязательно станет задумчивый, туманный такой… Это он о деньгах задумается. и правильно сделает. как можно это утверждать, если денег у тебя никогда не было? не говоря уже о том, что счастье без денег – это вообще что-то такое… непонятное. Герой нашей повести, потеряв всех и всё, одинокий и нищий, нечаянно стал обладателем двух миллионов евро. и – понеслось, провались они пропадом, эти деньги. как всё было – читайте повесть.


Ночной гость

Рут живет одна в домике у моря, ее взрослые сыновья давно разъехались. Но однажды у нее на пороге появляется решительная незнакомка, будто принесенная самой стихией. Фрида утверждает, что пришла позаботиться о Рут, дать ей то, чего она лишена. Рут впускает ее в дом. Каждую ночь Рут слышит, как вокруг дома бродит тигр. Она знает, что джунгли далеко, и все равно каждую ночь слышит тигра. Почему ей с такой остротой вспоминается детство на Фиджи? Может ли она доверять Фриде, занимающей все больше места в ее жизни? И может ли доверять себе? Впервые на русском.