Раздели мою печаль - [51]

Милана поблагодарила, и Татьяна укутала ее теплым одеялом.

— Выпей, поможет! — принесла она рюмку самогона.

— Нет, не надо! Я не пью, — запротестовала Милана.

— А я тебе не пить предлагаю, а полечиться. Тяпни. Поспишь, а утром встанешь — все как рукой снимет, — уговаривала соседка.

— Не могу.

— Надо через не могу! — настаивала Татьяна. — Лекарства тоже неприятно пить, но приходится.

— Мне плохо.

— Вот поэтому и надо принять сто грамм фронтовых — это чудодейственное лекарство.

— Вот пристала, — сказала Милана и, чтобы соседка оставила ее в покое, залпом выпила рюмку самогона.

Потом закашлялась, и Татьяна предусмотрительно подала ей стакан воды.

— Вот теперь порядок, — довольно сказала она и поправила одеяло.

Милана проснулась от крика Татьяны:

— Вставай! — кричала она, вбежав в дом. — Бегом в свой сад! Там что-то с Богданчиком!

Милана вскочила и с растрепанными волосами побежала за соседкой.

— Обуйся! — Татьяна кинула ей под ноги глубокие резиновые галоши, в которых ходила по огороду.

Визжал щенок, кричала испуганно Иринка, а Богданчик лежал на земле и бился в конвульсиях. Милана перелезла через изгородь, разделявшую усадьбы, зацепилась за нее ногой, упала на куст смородины, поцарапала руки и лицо.

— Маленький мой! — кинулась она к ребенку. — Что с тобой?

По телу Богданчика пробегали судороги, он не мог говорить. Рядом с ним визжал окровавленный щенок и рыдала сестра.

— Что ты сделал? — крикнула Милана мужу.

— Я… Я просто хотел воспитать его мужчиной, — ответил тот растерянно.

— Что ты сделал?! — Милана озверела.

Она подхватила мальчика на руки и пошла на мужа. Он испуганно попятился.

— Я сказал отрубить щенку хвост, он не стал, и я сам…

— Зачем?! — закричала Милана. — Таня, возьми Иру и щенка!

Татьяна взяла девочку и щенка и побежала вслед за Миланой на улицу.

— Надо вызвать «скорую», — сказала Милана. — У ребенка шок.

— Какая, к черту, «скорая»?! Ее сто лет ждать будем!

Татьяна тормознула первую попавшуюся легковушку и затолкала туда Милану с детьми.

— Будь человеком, — сказала она водителю, — отвези быстренько в больницу, денег у них нет.

— Понял, — ответил водитель и захлопнул дверь.

Пока ехали, мальчик немного успокоился. Он только всхлипывал и испуганно вскидывал ручонки. Иринка не переставала плакать. В больнице детей забрали врачи, и Милана сидела в коридоре, ожидая результатов. Время тянулось неимоверно долго, пока вышел врач.

— У детей нервный срыв, — сказал он. — Но это не все. Вы знали, что они простужены?

— Да. Я собиралась везти их сегодня на прием, — ответила Милана.

— У мальчика бронхит, и он болен уже не первый день, у девочки ОРЗ. Им оказана помощь, дети спят, а вас я прошу пройти со мной.

Только сейчас от сердца немного отлегло, и Милана осознала, как нелепо выглядит. Она не мылась несколько дней, была в грязном халате, рваных носках, галошах и с расцарапанными лицом и руками. Ей стало неловко, когда доктор завел ее в приемное отделение, где были дежурный врач и мужчина в форме полиции. Присутствующие оглядели ее с ног до головы, и в их взглядах Милана заметила презрение.

— Присаживайтесь, мамаша, — кивнул на кушетку врач, и она не могла не услышать издевки в слове «мамаша».

Заполнили медицинские карточки детей, полицейский предложил Милане пройти освидетельствование на алкоголь.

— Это зачем? — испуганно спросила она.

— Положено! — был ответ.

— Так, значит, вы пьете? — спросил позже доктор.

— Я вообще не пью, — ответила Милана.

— В вашей крови обнаружен алкоголь.

— Я вам сейчас все объясню… — покраснев, начала Милана.

— Не надо мне ничего объяснять, — отрезал врач. — Меня ждет пациент. Сейчас пройдете с санитаркой, вас отмоют и переоденут.

— Но…

— Сергеевна! — позвал он. А когда вошла полная женщина в белом халате и косынке, распорядился: — Забирай, твоя пациентка!

— Иди за мной! — скомандовала женщина и, переваливаясь тучным телом с ноги на ногу, пошла по коридору. В санкомнате она подала Милане полотенце и указала на душ. — Мойся. Тебе надо переодеться.

— У меня нет другой одежды, — ответила Милана.

— Сейчас принесу больничное, — кинув на нее пренебрежительный взгляд, сказала санитарка и вышла.

Вскоре она вернулась и бросила на кушетку одежду.

— Одевайся. И откуда только вы, такие «мамочки», беретесь? — с упреком сказала Сергеевна. — Это, конечно, не мое дело, но все-таки…

Милана молча оделась, и санитарка проводила ее в палату к детям. Они спали, Милана долго стояла над их кроватками, думая о чем-то своем.

Иосиф Карлович, заведующий педиатрическим отделением, разрешил себе получасовой перерыв после обхода. Зайдя в кабинет, он включил электрочайник. В том, что вода в чайнике свежая, он не сомневался. Старая добрая Сергеевна любит побубнить себе под нос, но с обязанностями справляется отлично. Иосиф Карлович сел в глубокое кресло возле большого куста комнатной розы и вдруг заметил новые бутоны.

«Скоро зацветет, — подумал он, — но я уже не увижу этого во всей красе».

Оставались считаные дни до его ухода с работы. Всю жизнь он проработал хирургом, заведовал отделением и был на хорошем счету. Мало того, он считался лучшим хирургом области, и самые сложные случаи доверяли только ему. Иосиф Карлович даже сожалел, что не вел статистику проделанных операций и спасенных жизней. Операций были тысячи, и не один человек с благодарностью вспоминает «старого еврея», как прозвали его больные. Его знало высшее руководство области, так как и они имеют свойство попадать на операционный стол, а он помнил их по диагнозам. А еще по суммам, полученным в знак благодарности. Почти всегда ему платили — и простые смертные, и те, кто считал себя выше их. Совали в карман халата денежные купюры, он отмахивался: «Да что вы?! Не стоит!» — но и не возвращал их пациентам. Долгое время он жил один, тратил на себя мало, все вкладывал в дело сына. И только однажды его подставили: дали денег и сами же настучали в соответствующие органы. Конечно же, дело удалось замять, но, чтобы избежать лишней шумихи, Иосифа Карловича перевели в детское отделение, и вот уже год, как он им заведует и считает дни. Через несколько дней ему стукнет шестьдесят, документы для выезда за границу к сыну уже готовы, покупатели на дом тоже есть. Здесь он «старый еврей», а в клинике сына он еще поработает, и никто его старым считать не будет.