Разделение вод - [3]

Кстати, чтобы тебе было понятно – среди пиратов Карибского моря евреи в то время были не редкость. На других судах они тоже встречались – мы это видели, когда заходили на Тортугу, пиратский порт на одном из Антильских островов. Но у Рапопорта евреев среди команды было больше половины, причем все из разных мест – из Англии, Испании, Португалии, стран Магриба… Частенько, чтобы объясниться, нам приходилось говорить на святом языке – древнееврейском. Каждый еврейский пират в детстве посещал хедер.

Корабли, где было много евреев, никогда не выходили в море в шаббат, на их камбузах ты бы не увидел свинины, а во время утренней вахты частенько можно было заметить, как какой-нибудь пират, завернувшись в талес и намотав тфилин, затягивает „Шма, Исраэль“. И необязательно это был еврей! Необрезанные (неевреи – А.Р.), ходившие на кораблях вместе с евреями, охотно перенимали еврейские обычаи, рассчитывая, что еврейский Бог защитит их вместе с Его возлюбленными чадами. Недаром говорится в нашей святой Мишне: „Сапаним рубам хасидим“, „Большинство моряков – благочестивы“. Это и про пиратов сказано, не думай.

Благодаря сообразительности капитана, суда, завидев „Кровавый меч“, тут же теряли волю к сопротивлению и сдавались практически без боя – многие слышали о зверствах Микаэло. Слава шла впереди нашего корабля, и капитан уже начал подумывать о том, чтобы взять свою долю из добычи и удалиться на покой, передав командование кому-нибудь из нас.

Нашу добычу мы не возили с собой, потому что в любую минуту могли подвергнуться нападению военных кораблей. Золото, серебро и драгоценности мы закапывали на одном из островков Карибского моря, подальше от торговых путей. Многое из того, что удалось добыть, и сейчас еще там.

Тем временем жуткие рассказы об ужасах, творимых экипажем „Кровавого меча“, достигли ушей английских колониальных властей, и они послали целую военную экспедицию, чтобы найти капитана Микаэло и вздернуть его на рее – и нас вместе с ним. Рапопорт принял верное решение – отвести корабль к побережью Мексики и спрятать его там, поскольку наши шансы в реальном бою против целой английской эскадры были невелики.

Итак, мы отплыли в сторону Юкатана. Там капитан Микаэло знал небольшую бухточку, которая вдавалась в материк этаким загибающимся вбок рогом, берега которого поросли густыми джунглями. Здесь мы затаились, рассчитывая переждать некоторое время, пока утихнет энтузиазм бравых английских вояк, и мы снова сможем заняться нашим привычным ремеслом.

Тогда, как сейчас помню, стояла ранняя весна, но у побережья Юкатана было уже очень тепло, не то что у нас в Данциге. И даже гораздо теплее чем здесь, в Палестине. Высокие деревья не давали возможности увидеть наш корабль со стороны моря, и мы целыми днями купались и играли в кости. Еду мы добывали частью охотой, а частью выменивали на разные вещи у жителей соседней деревни, находившейся неподалеку от бухты. За продуктами ходили обычно боцман, капитан (Рапопорт хорошо говорил практически на всех языках), и пару матросов.

Однажды я заметил, что капитан Микаэло вернулся из похода за продуктами какой-то задумчивый. После ужина он удалился в свою каюту, хотя еще было рано, и не показывался оттуда до утра, даже не выходил проверить вахты (я как раз в ту ночь стоял на собачьей вахте, а уж ее-то он проверял всегда). Назавтра также, после еды на скорую руку, Рапопорт скрылся в капитанской каюте, и не выходил оттуда уже до вечера.

Так продолжалось почти что целую неделю. Капитан похудел, оброс щетиной, глаза его горели странным огнем. Штурман, тоже еврей, говорил, что на капитана наслали „айн а-ра“ – попросту говоря, сглазили, и грозился пристрелить старого жреца, жившего в деревеньке.

– Колдуна не оставляй в живых, – цитировал он Тору, поигрывая пистолетом. – Я сам видел, как наш капитан беседовал с этим идолопоклонником. Как бы нам не остаться без капитана…

Мы тревожно переглянулись. Вся команда хорошо знала, какая вакханалия начинается на пиратских кораблях со смертью капитана. Нередко выборы нового капитана заканчивались только тогда, когда одна половина команды вырезала другую. Но тут на палубу, пошатываясь, вышел капитан Микаэло. Безумным взглядом он обвел команду, и наконец глаза его остановились на мне.

– Иче, зайди-ка ко мне в каюту, – сказал он хриплым голосом, повернулся и затопал вниз по трапу. Не осмеливаясь ослушаться, я отправился за ним.

В капитанской каюте, обычно очень аккуратной (в мои обязанности входила также и уборка капитанской каюты, но он уже неделю никого не впускал внутрь), царил кавардак. Повсюду валялись скомканные листы бумаги, исчерканные и исписанные какими-то непонятными значками, а на столе я увидел огромный ветхий фолиант, раскрытый как раз посередине.

– Садись, Иче, – сказал мне капитан, а сам плюхнулся в бархатное кресло, которое мы захватили на каком-то корабле, и нацедил себе полкружки отвратительного ямайского рому, выгнанного из сахарного тростника.

– Иче, ты хотел бы бросить ремесло пирата? – спросил он меня.

Странно слышать такой вопрос от капитана. Я даже не знал, что ему ответить, но наконец решился.