Разбойник - [4]

К рассвету они добрались до становья юрюков. Здесь их накормили, прижгли раны на коленях. В ночной схватке они расстреляли все свои патроны. Пришлось купить у юрюков боеприпасы и провизию.

— Куда мы теперь подадимся, дядя? — спросил Мехмед.

— В горы, — ответил Хаджи.

— Значит, станем разбойниками?

— Вроде того, — ухмыльнулся Хаджи.

Мехмед внимательно поглядел на него. Будто впервые увидел. Лет Хаджи — около сорока. Роста он среднего, сложения крепкого. Лицо у него все в оспинах. Густые, хмуро сдвинутые черные брови, пышные длинные усы, чуть тронутая сединой, колючая, как репей, борода.

— А что скажет мать?

— Что она может сказать? Она ведь вдова Чакырджалы Ахмеда-эфе. Обрадуется, узнав, что ее сын стал разбойником.

— Но мы же еще никого не ограбили — какие же мы разбойники!

Хаджи снова усмехнулся:

— Послушай, Мехмед! Если мы сейчас спустимся в деревню, то нас могут заподозрить в каком-нибудь преступлении. Того и гляди заметут. Надо запутать следы. Побродим несколько дней по горам, а уж потом — домой.

Эти несколько дней они могли преспокойно провести в юрюкском становье. Но Хаджи, видимо, что-то задумал.

— Вот бы порадовался отец, если бы увидел тебя сейчас. Вот бы порадовался.

К вечеру они подошли к вершине и остановились на привал. Место здесь было чудесное. Пахло хвоей, мятой и цветами. Напившись воды из родника, они умылись и растянулись на земле.

Передохнув, Хаджи Мустафа встал. Куском известняка накорябал на сосне круг величиной с зеркальце и вернулся к роднику. Приподнявшись на локте, Мехмед следил за каждым его движением.

— Смотри! — Хаджи взял ружье, выстрелил. Пуля угодила в самый центр круга. А за ней и еще несколько. И все в самую середину.

У Мехмеда вытянулось лицо.

— Дядя Хаджи, а в медную монету ты попадешь?

— Подбрось-ка.

Раздался выстрел. Монетка закружилась и исчезла, словно подхваченная ветром.

— Вот так стрелял и твой отец. В нашем деле главное — быть метким стрелком. Без этого тебе не стать ни контрабандистом, ни просто йигитом.

Хаджи подошел к другой сосне и начертил круг побольше.

— А ну-ка, мой лев.

Не сразу решился Мехмед. Наконец вскинул ружье, хорошенько прицелился и нажал на спусковой крючок. Пуля ушла выше цели.

— Промахнулся, — качнул головой Хаджи.

Мехмед швырнул ружье наземь, сел возле родника и обхватил лицо руками.

— Мой йигит, — говорит ему наставник. — Не всякое дело с первого раза удается. Нужна сноровка. Возьми ружье и стреляй. Пока не попадешь.

А Мехмед как будто и не слышит его. Сидит неподвижно.

— Умение стрелять — не от Аллаха, — внушает ему Хаджи. — Тут надобно упражняться да упражняться. Не выпускай эту штуку из рук. Я вот вроде бы неплохой стрелок, а стоит мне месяц не пострелять — начинаю мазать. Так бывает с некоторыми разбойниками: поживут на равнине — и опять в горы, а стрелять-то за это время разучились — тут их и хватают за шкирку. Рано еще огорчаться. Научишься и ты метко стрелять. Для этого наперед всего хороший глаз нужен да выдержка и терпение. А все это у тебя есть. Так что продолжай. Без передышки.

Хаджи его и так и этак подбадривает, а он даже головы не поднимает. Сидит не шелохнется.

Вот уже и вечер наступил, стемнело. Только тогда прекратил Хаджи свои наставления. Взял котомку с едой, зовет парня, а тот не хочет идти, все в землю смотрит.

Хаджи перекусил один и говорит Мехмеду:

— Я подремлю немного. А ты покарауль. Чтобы никто не подкрался.

Лег, свернулся клубком.

Проснулся далеко за полночь. А Мехмед все сидит с ружьем, в мысли свои погрузился.

— Ложись. Теперь мой черед.

Мехмед прижал к себе ружье, лег. Рано на рассвете проснулся, сполоснул руки и лицо. Хаджи достал хлеб с сыром, и они позавтракали.

Хаджи показал на круг, нацарапанный на дереве.

— А ну-ка, Мехмед.

Парнишка молча приложился, выстрелил. Пуля пролетела стороной, даже ствола не задела.

— Ничего, не унывай, — подбодрил его Хаджи. — Главное — не напрягаться. И не волнуйся: попадешь или нет. Стреляй себе и стреляй. Во всяком деле важно набить руку. Храбрость тут ни при чем. Было бы старание, остальное приложится.

Парнишка стиснул зубы, молчит. Ружье, правда, не бросает, но палит куда попало, даже не целясь. Весь ствол издырявил, а в цель никак не попадет. Стыдно ему своего неумения. Голова — кругом. А он все стреляет и стреляет. Полдень уже, а он все стреляет и стреляет. И вдруг Хаджи радостно закричал:

— В самую середку!

Мехмед не поверил. Положил ружье наземь, подошел к сосне, смотрит. Пуля вонзилась чуть выше середины. Парень потрогал пальцами дыру, вернулся. Хаджи встретил его улыбкой. Тогда и Мехмед улыбнулся. Устало-устало. Сел подле родника, смыл пот, а Хаджи все его наставляет:

— Нужна не только меткость, но и быстрота. Допустим, перед тобой враг. Ты должен опередить его, выстрелить первым. Опоздал на мгновение — погиб. У наших людей наперед всего ценится быстрота, потом уже меткость.

Хаджи хорошо знал, что говорит: он был курдом, всю жизнь провел в этих краях.

Мехмед снова поднялся. Взял «маузер». На этот раз Хаджи стал давать ему советы: делай вот так… хорошо, хорошо… нет-нет, неправильно… держи крепче… задержи дыхание… вот так… промахнулся?.. ничего страшного.