Разбойница - [6]

— Иди! — кивнул он.

Оказывается, он за это время побрился и надушился какой-то приятной горечью — я, прильнув, жадно всосала этот запах.

— Иди, иди! — он дружески пихнул меня к заветной двери.

Издав львиный рык, я скрылась в ванной.

Нежась в пахучей пене, я тем не менее не дремала, вернее, дремала, но не очень, а в основном соображала: все ли правильно, верно ли я себя веду?

Конечно, можно было раскрутить более страстные, глубокие чувства — я способна и на них, и ещё, ох, как способна... но целый год или два ходить как ненормальной или как больной? Хватит! Вот такая сексуально-веселая дружба в самый раз.

В голубом его халате, волочащемся по полу, я вышла босиком по бобрику. Он говорил по телефону, сидя на кровати, и на меня не оглянулся. Всё правильно. Царство нежных взглядов подождет.

Я села на пуфик перед зеркалом, разглядывала себя, свешивая влажные тяжёлые волосы то влево, то вправо и слегка ёрзая по пуфику, оценивая его упругость. Вообще, между нами, девушками, именно с попкой на пуфике, когда остальные части тела бурно разбросаны по полу, и удаётся мне достигать наивысшего блаженства, но «тайна пуфика» была известна далеко не всем моим партнёрам, в основном, их это даже не интересовало — и блаженство приходилось добывать значительно более сложными и долгими путями.

Он хмуро слушал телефон, помыкивая: «М-м... м-м», — да, пока «тайна пуфика» его вряд ли заинтересует. Кротко вздохнув, я вынула из своей маленькой, но бездонной сумочки тёмно-красный фен — и мои волосы раздуло на полкаюты теплым ураганом. Он, повесив трубку, смотрел с усмешкой. Да, вот такая я! Чуть рябые выпуклые скулы, большие вывернутые губы, чуть придавленный носик, громадные зелёные глаза.

— Унесённая ветром? — усмехнулся он. — Не боишься улететь?

— С тобой — нет! — Я прильнула к нему, продолжая улетать.

Наконец, налетавшись, я выключила фен.

— Ну? Какие планы? — поднимаясь, проговорил он.

— Планы? — Я встала, надвигаясь на него, взяла губами его губы и ударом колена в пах повалила под себя на койку. Не отнимая жадных губ, нащупала сдвинутый узел галстука, затянула и стала душить, сипло рыча.

— Всё! Всё! — засмеялся, забулькал этот купчик, оказавшись в руках опытной разбойницы. — Сдаюсь!

Я скатилась с него, и мы некоторое время в блаженстве лежали рядом, глядя в потолок, сцепившись мизинцами.

Как-то хрипло, по-военному заверещал телефон. Он, не поднимаясь, взял трубку, слушал. «Ага». И повесил трубку.

— Ребята в баню зовут, — как-то слегка задумчиво проговорил он и демонстративно почесался, как бы показывая, что без бани совсем никак.

— Ну и что? Какие проблемы? — Я приподнялась, помотала грудями перед его лицом.

— Ты так собираешься?

— А что? — Я подняла с пола свои трусики с колокольчиком, вопросительно звякнула: «М-м?»

Тяжко вздохнув, он резко поднялся.

— А это... верх?! — он кивнул на грудь. — Верх... имеется у тебя?

— Никак нет. Пошью в России. Всю дорогу будем снимать мерку. Годится?

Он ещё более тяжко вздохнул, потом выбросил из шкафа пузатый чемодан, шаркнул молнией, запустил под крышку свои короткие волосатые руки и долго там шарил, как фокусник, ничего не показывая. При этом по его лицу прокатывались волны чувств, от восторга до ужаса, словно у пианиста, играющего ноктюрн.

Наконец он злобно вышвырнул колготки в целлофане, потом серый свитер со свисающим воротом и твидовую юбку. Покряхтев, добавил узкое белое бикини.

— Пока!

Что точно он имел в виду, я не вникала: даёт поносить «пока»? Или дарит «пока» только это, затем последуют более шикарные подарки?

Одеться, чёрт возьми, можно так же грациозно, как раздеться!

Я прошлась, он мычал что-то неопределённое.

— Твоя жена, видимо, поменьше меня. Грудь обтягивает и зад.

— Жена моя в другом чемодане! — злобно прохрипел он. — Снимай!

Я вопросительно поглядела на него: он смотрел яростно. Я стащила через голову свитер, кинула.

— В баню так не ходят, — счёл он нужным объяснить. — В халате пойдёшь!

— Слушаюсь!

Мы спустились по винтовому железному трапу и дальше шли по железному, с круглыми головками заклёпок, полу. Навстречу всё громче неслось шлёпанье воды — и в бассейне было волнение. Гул голосов, явно уже пьяных, волновал и возбуждал меня. Как-то встретят?

Перед бассейном с ярко-зелёной, прыгающей на белые стены водой был бар, стояли белые столики и стулья, и сидели наши, как поняла, замотанные в мокрые простыни.

Немая сцена.

— Вот... завелась тут, от сырости! — не так чтобы уж слишком душевно отрекомендовал меня он и вытолкнул вперёд. Мол, давай, представляйся.

— Алёна! — я слегка присела.

Молчание явно затягивалось. Все молчали по-разному — от явной неприязни до «что ещё за харя оторвала нас от выпивки и душевной беседы»?

Особенно злобно глядел один — и самое странное, что я уже где-то его видела. А-а-а, это он обнаружил меня в багажнике и захлопнул крышку, не интересуясь, задохнусь я или нет. Вислый! С уныло висящими усами и словно на ниточках вывешенными глазами. Другой, кудрявый, яркоглазый, почти лыбился. Толстый пузан с тоской поглядывал на пиво — когда можно будет налить. Толстая женщина смотрела надменно — ещё бы: была королевой, и вдруг появилась принцесса. Всё верно.