Разбойная дорога - [27]

Помнится, впустив в дом Джаксиана Тарпита, слуга запер дверь. Я поднял факел повыше и нашел висевший на гвозде ключ. Выйдя, я запер дверь снаружи, а ключ сунул в складку своей повязки. Ворота, ясное дело, оставались незапертыми. Без колебаний распахнул я калитку и шагнул в переулок. Ториан прошипел что-то беспокойно, но последовал за мной.

Жрецы перемещались на носилках, так что мы не могли рассчитывать попасть в храм раньше их. Впрочем, я до сих пор понятия не имел, что буду делать, оказавшись в храме. Возможно, прогулка поможет прояснить мои мысли.

— Знаешь, о Меняла Историй, мне все труднее верить твоим утверждениям, будто ты не чародей. Откуда ты знал, что в переулке мы не наткнемся ни на кого из прохожих?

— А если бы и наткнулись? Теперь мы одеты и идем со светом, не таясь. Только стражники могут заподозрить что-то неладное.

Конечно, повязки наши были далеки от совершенства и не выдержали бы придирчивого осмотра. Мы шли босиком и без шапок. Умолчав на всякий случай о таких несущественных деталях, я свернул за угол и зашагал по другому узкому переулку. Здесь пахло верблюдами, и ноги то и дело наступали на что-то неприятно мягкое.

— В такое тревожное время весь город должен кишмя кишеть стражниками, — сказал Ториан.

— Значит, нам просто не следует попадаться им на глаза. Думаю, мы вполне можем добраться до храма, не выходя на Большой Проспект.

Некоторое время мы шагали молча, стараясь держать нужное направление. Высоко над головами жемчугами сверкали звезды, освещая нам путь. Летняя ночь была соткана из сочетания несовместимых запахов: конского навоза, готовки, неизвестных мне цветов.

И тем не менее город казался мне до удивления знакомым. Столько повидал я городов за всю свою жизнь, что они сливались в моей памяти как деревья в туманное утро. Конечно, мне никогда не забыть жемчужных шпилей Паэля или плавучих городов Фалланжа. Никуда не денется Даоль, в котором, казалось, время остановило свой бег, — пустынный днем, но оживающий ночью тенями, избегающими твоего взгляда. Были еще Города Молчания, где заговорить считается преступлением. Были и другие, о которых я не буду рассказывать. Но в любом из них, как правило, шагни в сторону от главных улиц — и окажешься в паутине переулков, повсюду одинаковых.

Голова гудела от вороха мыслей. Зачем этот влиятельный купец обманом заставил дочь пойти в жрицы? Он мог использовать ее для укрепления союза с какой-нибудь другой видной семьей. Для чего, если не для этого, существуют дочери, во всяком случае, в его мире из золотых стен? И почему ему помогал в этом деле сам верховный жрец? Судя по их разговору, у них имелся на этот счет какой-то тайный уговор, хотя я не мог представить себе, в чем он заключался.

Я уже говорил, что стараюсь владеть своими чувствами, когда боги призывают меня в свидетели великих событий. Однако красота этой женщины тронула меня, к тому же лицо ее являлось мне и раньше — то ли в мечтах, то ли в воспоминаниях. И ей грозила серьезная опасность.

— Омар? — шепотом окликнул меня Ториан.

Я буркнул что-то в ответ.

— Ты уверен, что бог явится?

Я ответил, что да, уверен.

— Чудеса редки в наши прозаические времена. Это ведь не Золотой век. Сколько лет прошло с тех пор, как Балор в последний раз сходил на землю?

— Несколько веков — не знаю точно сколько. Я не справлялся в летописях и не говорил с мудрецами.

— А что случалось после? Судя по тому, что слышал я, Занадон несколько раз строил могучую империю.

— Вполне возможно. В этом нет ничего удивительного. Многие города создавали империи. Империи рушатся, порой вместе с ними гибнут и города. Что терзает тебя? — Я старался не замедлять шага, но начал уже задыхаться, и по груди моей струился пот.

Голос Ториана звучал негромко, но дышал он раздражающе спокойно.

— Но что будет потом? Когда бог сойдет на землю и разгромит форканцев — что потом? Вернется ли он после битвы к себе по Ту Сторону Радуги? Или останется править Великим Занадоном? Половина его давних противников уже обратилась во прах. Основывает ли Балор своим людям новые империи?

— Не знаю! — буркнул я. Я все не мог понять, куда он клонит.

— Может, он состарится, как смертный, и умрет? Может, родит сыновей, чтобы правили после него?

— Не знаю! — закричал я. — И не хочу знать!

— А я хочу, — тихо сказал Ториан.

Он был из Полрейна, где началась эта бойня. Я знал это по его говору. И он был воином — это по меньшей мере.

Помолчав немного, он начал снова:

— Царь Пульста известен под именем Мотин. Жрецы утверждают, что он — сорок третий, кто носит это имя, но вполне вероятно, что он уже пятьдесят девятый. Все цари Пульста носили имя Мотин.

— Ну и что?

— Неужели ты не понимаешь? Занадон остается непобедимым только потому, что стоит на неприступных скалах, вот и все. Ну, еще у него есть источники воды, чтобы выдержать осаду. Только и чудес, что утесы да стены. И когда появляется военачальник — будь то в час осады или в час атаки, — его провозглашают Балором. Как «Мотин» означает «царь» в Пульсте, так в Занадоне царь зовется «Балор»!

— Давай-ка срежем вот здесь… Но это не то, во что верят люди. Та женщина, что рассказала мне эту историю на Серебряных Берегах, — она твердо верила в нее. И я говорил со многими, кто спешил в город по Разбойной дороге в надежде на защиту, — они все ожидают живого бога.