Разбитый - [36]

— Что такое?

— Эм… Брайан заснул в моей комнате. Не хочу его будить. Не думаю, что он много спит. Или много ест.

Лицо моей мамы осунулось.

— Бедный малыш. Он попал под пресс. Это он тот мальчик, которому ты помог в столовой, да?

Я кивнул.

Она вздрогнула.

— Боже, Лэндон. Я едва могу об этом думать.

— Я тоже, — в голове промелькнуло изображение того, как Брайан выглядел на том полу в столовой. Я покачал головой, прогоняя эти мысли, и проверил свой телефон. Было только начало восьмого. — Думаешь, будет нормально, если я дам ему поспать?

— Я не против. Давай я позвоню его маме. Знаешь его домашний телефон?

Я не знал, но нашёл с помощью быстрого поиска в интернет-справочнике. Мама взяла мой телефон и позвонила.

Я надеялся, что не переступаю этим черту. Может, Брайан на самом деле хотел пойти домой.

— Скажи ей, что мы не знаем точно, останется ли он на ночь. Он может проснуться и захотеть…

— Лэндон, — шикнула она.

Я заткнулся.

Она говорила с женщиной, которая, вероятно, была мамой Брайана. Они обменялись кучей материнских опасений насчёт того, что Брайану нужно отдохнуть и так далее. Наконец, она повесила трубку.

— Она говорит, что не против, если он останется на ночь. Так что у нас как минимум есть этот вариант. Можем достать раскладушку.

— Слишком шумно. Я не хочу его разбудить. Посплю в гостевой комнате.

— Хорошо, милый. Я достану тебе простынь и одеяло.

— Спасибо, мам, — сказал я, с благодарностью её обнимая.

— Ради тебя я готова на всё, — сказала она.

— Купишь мне Лэнд Ровер?

— Кроме этого.

Я поднялся обратно наверх. Брайан не сдвинулся ни на дюйм. Я сел в своё кресло из IKEA и достал книгу. Какое-то время я читал, но сосредоточиться было тяжело. Сейчас казалось не важным, какой дипломатический кризис привёл ко Второй мировой войне. Время было драгоценно, а жизни краткими. В мире существовало настоящее зло, там и тут, которое нужно было остановить. Делать что-то обычное было как бездельничать, пока горит Рим.

В тот день я держал Брайана, пока он дрожал. Он практически признал, что потерян. И каким-то образом, молча, мы договорились помочь друг другу пройти через это. Это было по-настоящему. Брайан был настоящим. И я хотел обхватить его и согреть, помочь почувствовать себя лучше. Я хотел сделать больше этого, давайте скажем честно. Видеть его в своей постели было особой пыткой. Он был таким идеальным. И теперь, когда я начинал узнавать его, он был намного больше, чем красивым телом. Он был тихим. И умным. И милым. В нём было спокойствие, мягкость. Всё это было для меня намного более привлекательным, чем просто его внешность.

«Прекрати. Мы друзья. Брательники. Две маленьких рыбы, плавающие бок о бок в потоке жизни. И всё».

«Ты поцелуешь меня?»

Эти слова вернулись ко мне вспышкой. Я сказал себе, что это не значило то самое. Но… что, если я ошибался? Что, если…

Что, если?

В конце концов, он спал в моей кровати. Может быть, тот факт, что он цеплялся конкретно за меня, как друг, что-то значил?

«Прекрати, Лэндон. Если ты позволишь себе задуматься об этом, то превратишься рядом с ним в неловкое, помятое месиво. Ему больно, и он страдает. Не будь придурком и не пользуйся этим».

Верно. Верно. Бедный парень едва мог есть. Ему не нужна была никакая драма с влюблённым другом-геем.

Я заставил себя сосредоточиться на учебниках и даже немного выучил. В конце концов, я начал зевать, веки стали тяжёлыми. Истощение теперь накатывало на меня как кузнечный молод, будто моё тело не могло терпеть и ждать, пока разум заткнётся — он никогда не затыкался — и просто требовало того, чего хотело. Я посмотрел на свой телефон. Десять часов. Боже, в это время можно было устраивать вечеринки.

Брайан не двигался. Я укрыл его одеялом, выключил свет и пошёл по коридору в гостевую комнату, чтобы рухнуть спать.

Глава 13

Брайан

В пятницу днём, после биологии, я пошёл к своему шкафчику. Он стоял в крыле Д, где у меня был первый урок, но в начале коридора, ближе к столовой. У меня не было выбора, кроме как пройти по центру школы на этой неделе, так как единственными открытыми дверьми был главный вход и выход из крыла Д. Но я избегал коридора, который вёл в спортивный зал и столовую. Теперь я точно должен был взять свою тетрадь по биологии и некоторые другие вещи, если хотел сделать за выходные домашнее задание.

Можно было бы подумать, что в пятницу в школе будет легче. Но пятница принесла свежую волну мучений. Мне постоянно напоминали, что в этот вечер предстоит большая игра, и впервые за много лет я не играл. Это была первая игра после стрельбы, и директор одобрил это как «событие для объединения общества», так что это было важное дело. В конце крыла А в центральном коридоре висел баннер — «Вперёд, Тигры! Мы вас любим!». Дюжины людей спрашивали меня, играю ли я. А тренер прислал по электронной почте сообщение, спрашивая «готов ли я» надеть форму и посидеть с командой на скамейке. Оказывается, перед игрой они собирались устроить минуту молчания и помолиться.

Я не хотел идти. Не был уверен, что могу с этим справиться, сидеть с командой без Джейка или Остина. Я не хотел, чтобы меня выставляли на обозрение и аплодировали за то, что меня ранили, будто я этого достиг, а не подвергся этому против своей воли. И идея находиться на поле, под прожекторами, когда с трибун смотрят все эти люди — на открытом поле, где любой может взять меня на мушку — вызывала у меня тошноту.