Разбитое сердце - [3]

Я просто не верю в то, чтобы мы здесь, в Канаде, ощутили какую-нибудь разницу, если бы Гитлер завоевал Англию. Во всяком случае, у нас не первый год поговаривают о том, что столицу империи следовало бы перенести на территорию Канады.

Люди уже обращались в правительство с просьбой пригласить к нам на постоянное жительство королевское семейство. И если что-то могло пробудить во мне бурные пробританские чувства, так это улыбка королевы.

Я видела ее, когда королевская чета посещала Канаду. Ей представили папу, и он потом сказал, что день этот стал самым важным в его жизни. Он действительно так считал.

Увидев ее, я поздравила себя и сказала:

— Я тоже шотландка, причем шотландка с обеих сторон.

Что является истинной правдой, так как мамины предки с восемнадцатого века были землевладельцами в Сазерленде, что же касается папы — Макдональдов в Шотландии и по сей день хоть пруд пруди.

Мне всегда было жаль, что Тим так и не увидел короля с королевой. В то время он находился в Штатах и приехать никак не мог. Возможно, если бы он их увидел, то скорее вступил бы в армию; поскольку именно личная встреча с королевой заставила меня воспылать желанием сражаться за Англию, в то время как битва за Британию меня не взволновала.

Однако если во мне ход битвы пробуждал, так сказать, только интерес, но не эмоции, многие люди восприняли войну совсем по-другому, и Тим принадлежал к их числу.

— Мне нужно идти в армию, Мела, — сказал он, сказал с отчаянием, словно бы кто-то заставлял его это делать против собственной воли.

— Но почему? — спросила я. — Именно сейчас? Мы же все уже обговорили. И ты решил не записываться в добровольцы. Если бы речь шла о призыве, кто бы спорил. Но сейчас, вдруг, безо всякой причины…

— Причина как раз есть, ты ошибаешься, — возразил Тим, — но я не могу изложить ее словами. Когда наши парни в воздухе встречают этих дьяволов и побеждают, не имея достаточно самолетов, при нехватке амуниции! Да, они справляются со своим делом, но нуждаются в помощи, и я намерен им ее предоставить.

Я понимала, что спорить с Тимом бессмысленно. Он уже принял решение и его не переубедишь. Нет нужды говорить, что энтузиазма по поводу его решения я не испытывала. Кроме того, меня озадачивало, почему вдруг за одну ночь он решил целиком изменить свою, нет, обе наши жизни.

Дюнкерк[2] не заставил его сорваться с места и немедленно отправиться в Англию, чтобы защищать ее от вторжения. Я не могла понять, почему эта воздушная баталия, еще не казавшаяся решающей, так его взволновала.

Но дело обстояло именно так — и мне оставалось только терпеть. И все же я почувствовала себя задетой. Мне-то уже казалось, что для Тима я значу куда больше, чем далекий остров по другую сторону Атлантического океана, однако, по всей видимости, Тим думал иначе.

Удивило меня и то, как отреагировали на подобную перспективу папа и мама. Я еще понимаю овладевший мамой припадок сентиментальности, дескать, насколько она счастлива и горда, — на мой взгляд, в отношении Англии она всегда пребывала в каком-то щенячьем восторге, — но со стороны папы я рассчитывала на более здравый подход.

Однако он сказал «молодец» и протянул Тиму руку, и в словах его промелькнула знакомая нотка, указывающая на то, что он чрезвычайно доволен.

Все они обращались со мной подчеркнуто холодно, как если бы я совершила нечто достойное осуждения. И когда я попыталась сказать, что не понимаю решения Тима, они заявили, что это-де потому, что он уезжает, и что мне нужно расстаться с собственным эгоизмом и со всей отвагой пожелать ему счастливого пути!

И никто не пожелал заметить, что если мне лично — как эгоистке — не хотелось с ним расставаться, то по-настоящему озадачивала меня именно причина, заставившая его сорваться с места.

Бесполезно было даже заговаривать на эту тему с подругами. Их мужья и ухажеры вступили в армию в самом начале войны. Мне было понятно, что они в известной мере даже презирали Тима, но что с того!

Мы были счастливы вдвоем, и многие его американские друзья считали, что он поступает очень разумно, оставаясь на своей работе вместо того, чтобы взять флаг в руки, раз уж по ту сторону океана затеяли войну.

— У вашего парня есть здравый смысл, — сказал мне один из них. — Знаем, как это было в прошлый раз… Вы слишком молоды, чтобы помнить, но когда солдат минувшей войны отпустили домой, что они увидели дома? Что их делом занимается кто-то другой! И позвольте сказать, в том, чтобы быть героем на голодное брюхо, особой радости нет.

Но по здравом размышлении или наоборот Тим отправился в Виннипег учиться на летчика, а я впервые в своей жизни узнала, что такое одиночество.

Тим постоянно был рядом со мной, с тех пор как я стала взрослой. Конечно, после того как я окончила школу, рядом со мной возникали и другие мужчины, волновавшие меня и ухаживавшие за мной.

Некоторые даже хотели жениться на мне, однако ближе Тима у меня никого не было.

Наверное, я любила его с того самого дня, когда он вывалил меня из санок в огромный сугроб. Скоро стало ясно, что и в жизни Тима нет другой девушки, хотя он сам ничего такого и не говорил.