Раз солдат, два солдат... - [3]

— А можешь его увеличить? — спросил он. — Хочется увидеть его лицо.

— Могу сделать в натуральную величину, — ответил Ричардсон. — И даже больше. Каким хочешь. Вот.

Он сделал движение пальцем — и голограмма Писарро мгновенно выросла до двух метров. Испанец замер на полушаге, как будто знал, что размеры его тела меняются.

«Это невозможно, — подумал Таннер. — Он же не обладает сознанием. Или все же?..»

Писарро стоял в воздухе, сердито щурясь, как будто всматривался в ослепительное сияние. Вокруг него плавали яркие полосы света, подобные утренней заре. Это был высокий худощавый пожилой мужчина с седеющей бородой и суровым угловатым лицом. У него были тонкие губы, острый нос и холодные проницательные глаза. Таннеру показалось, что взгляд испанца остановился на нем.

«Господи, — вздрогнув, подумал Таннер. — Да он ведь настоящий!»

Изначально это была французская программа, разработанная в Лионе, в Мировом центре программирования, в 2119 году. Тогда во Франции было немало действительно блестящих компьютерщиков. Они создавали поразительные программы, которые потом никто не использовал. Это было одним из проявлений периода упадка, наступившего в XXII веке.

Французские программисты задумали использовать голограммы исторических личностей — одетых в костюмы тех эпох и разговаривающих, — для того чтобы привлечь туристов к великим памятникам своей культуры. Они намеревались создать не просто запрограммированных роботов наподобие тех, что были в старом Диснейленде, которые, стоя у Нотр-Дам, Триумфальной арки или Эйфелевой башни, предложат туристам один и тот же заготовленный текст. Нет, речь шла о зримых воплощениях подлинных знаменитостей прошлых веков — они могли бы свободно расхаживать, разговаривать, отвечать на вопросы и даже острить. Представьте себе Людовика XIV, показывающего фонтаны Версаля, говорили программисты, или Пикассо, проводящего экскурсии по парижским музеям, или Сартра, сидящего в своем любимом кафе на левом берегу Сены и обменивающегося экзистенциальными остротами с прохожими! А Наполеона! Жанну д’Арк! Александра Дюма! И кто его знает, вдруг этим моделям удастся пойти еще дальше; может быть, они будут так совершенны, что сумеют приумножить и обогатить достижения оригиналов новыми свершениями, картинами, романами, философскими трудами и архитектурными шедеврами.

Суть этого замысла была достаточно проста. Создается саморазвивающаяся программа, которая способна воспринимать информацию, усваивать и перерабатывать ее и генерировать новые программы, основанные на исходной задаче. Ничего сложного. А потом в программу вводятся произведения — если таковые имеются — моделируемого человека. Это даст программе возможность усвоить не только общий смысл его идей и взглядов, но и то, что скрывается за ними: отношение к жизни, стиль мышления — а ведь, в конце концов, le style est l’homme meme[1]. Если же какие-то произведения безвозвратно утеряны, то можно найти письменные свидетельства современников и использовать их. Затем добавить множество исторических сведений о деятельности этой личности, включая все значительные последующие научные исследования — с учетом расхождений в трактовке, а то и используя такие несовпадения для создания более многогранного образа, полного неоднозначности и противоречий, присущих каждому человеку. Потом создать фон из общего культурного пласта соответствующего исторического периода, дабы модель обладала необходимым набором сведений для осознания своего положения во времени и пространстве и могла продолжать творить. Запуск. Et voila![2] Подключить сложные изобразительные программы — и получается модель, способная думать, общаться и вести себя как оригинал.

Разумеется, для этого требовалась мощная компьютерная техника. Но разве это проблема в мире, где стопятидесятигигафлопсовые сети входили в стандартное оборудование лабораторий и десятилетней давности переносные компьютеры размером с ручку обладали возможностями неизмеримо большими, чем их громоздкие прапрапрагцуры. Нет, не было таких проблем, из-за которых французский проект мог бы провалиться. Как только лионцы разработали основную саморазвивающуюся программу, оставалось написать дополнения — и все должно было пройти без сучка и задоринки.

Проект потерпел неудачу по двум причинам. Во-первых, из-за непомерного честолюбия первых программистов — может быть, таковы были особенности французского национального характера. А во-вторых, из-за неумения принимать поражения и делать из них выводы, что вообще было присуще всем великим нациям середины XXII века, французам в том числе.

Первым ударом стала губительное изменение направленности проекта уже в самой начальной стадии. В Париж с официальным визитом прибыл король Испании, и программисты решили по такому случаю создать Дон Кихота — он стал бы первой моделью. Хотя саморазвивающаяся программа была задумана для моделирования только реально существовавших личностей, никто не видел причины, по которой нельзя создать настолько тщательно выписанного персонажа, как Дон Кихот. Ведь был же толстенный роман Сервантеса, были точные сведения о среде, в которой «жил» персонаж, и великое множество литературы, посвященной роману и яркой, незаурядной личности Дон Кихота. Так почему возрождение Дон Кихота должно отличаться от моделирования, например, Людовика XIV, Мольера или кардинала Ришелье? Конечно, все они когда-то на самом деле жили, а рыцарь из Ла-Манчи — просто вымысел. Но разве Сервантес не рассказал о внутреннем мире Дон Кихота гораздо больше, чем известно о Ришелье, Мольере или Людовике XIV?