Райнхард Гейдрих — паладин Гитлера - [68]

Весь мир слышал последовавшее затем жалкое бормотание гитлеровских ораторов, тщетно пытавшихся затушевать обстоятельства, вынуждавшие берлинских главарей впервые допустить возможность поражения. И весь мир знал, что положение изменили советские войска под Москвой, так как Советский Союз практически воевал с нацистской Германией один на один. Для настоящих противников гитлеризма это событие было не менее важным, чем спустя год разгром фашистских войск под Сталинградом. Весь мир — мысленно и вслух — спрашивал, какое же участие в военных усилиях, главную тяжесть которых несет Советский Союз, принимают западные державы? Вопрос о втором фронте уже в 1942 году встал со всей настоятельностью.

Из документов о переговорах представителей главных участников антигитлеровской коалиции явствует, что западные державы торжественно обещали Советскому Союзу открыть второй фронт уже в 1942 году Это подтвердил и будущий президент США Дуайт Эйзенхауэр, тогда еще солдат, а не политик. В своих воспоминаниях он пишет о «генеральном наступлении через Ла-Манш, намеченном на апрель 1942 года, как о нашей основной операции против Германии». Многие известные политики, в том числе и Э. Бенеш, предрекали близкий конец войны; а глава Советского правительства Сталин в соответствии с этими союзническими обязательствами высказал предположение о победоносном окончании войны уже в 1942 году.

Насколько искренне давались эти обещания и какие спекуляции тут играли роль, достаточно хорошо известно. Летом 1942 года, когда потрясенные зимним поражением нацистские полчища готовились к наступлению и когда стало ясно, что приближаются решающие битвы, как это и произошло под Сталинградом, западным державам все труднее становилось оправдывать свое бездействие. Именно в этот период им требовалась какая-нибудь из ряда вон выходящая акция, фейерверк, который даст яркую вспышку и не повлечет за собой жертв с их стороны.

Все это было так очевидно, что и печатный орган гиммлеровской СС «Дас шварце кор», как правило, хорошо информированный, мог 11 июня сообщить:

«Если мы спросим себя о причинах пражского покушения, нам станет ясно, что это не единичная акция. Это звено в цепи попыток британской секретной службы открыть пресловутый „второй фронт“ в самих европейских странах, поскольку на европейском побережье путем военных действий им сделать этого не удалось. Это одна из попыток заменить „восстание угнетенных“ террористическими актами, вызывающими панику, помешать работе Европы на военные нужды и ослабить таким образом силы империи на внутреннем европейском фронте».

Уже многое предпринимали западные державы взамен второго фронта. На этот раз вместо второго фронта было покушение.

Вспомним, что Бенеш никак не реагировал на предупреждение, присланное с родины с просьбой отменить приказ о покушении на Гейдриха, а также на предложение, чтобы бомба, предназначенная для Гейдриха, была брошена в Эмануела Моравца. Но только ли от Бенеша зависело решение? Или же те, от кого оно действительно зависело, хотели устранить не чешского предателя, а кого-нибудь из приближенных Гитлера? Только так и мог вспыхнуть тот фейерверк, который был им нужен. Он будет стоить страшных жертв? Возможно. Но ведь жертвы понесут не они.

Разумеется, уже за несколько месяцев до взрыва бомбы было решено, что она предназначена только для Гейдриха. А когда возникла опасность промедления, британская секретная служба через Моравца стала добиваться возможности ускорить дело. Она не посчиталась с тем, что план покушения не был детально и надежно разработан, что возможны импровизации и промахи, которые могут привести к роковому исходу. Моравец, видимо, все это достаточно сознавал и, по рассказам некоторых лиц из его тогдашнего лондонского окружения, был сам в конце концов поражен, когда узнал, что покушение удалось произвести.

Но почему же такая спешка?

Да потому, что речь шла не только о необходимом для Бенеша жесте, не только о фейерверке вместо второго фронта, но и о личности самого Райнхарда Гейдриха.

…Те, кто совершил покушение на Гейдриха, почти не выходят из своего подземного убежища. Только иногда вечером они решаются сделать несколько шагов до набережной и обратно, расправить онемевшие члены и дать отдохнуть глазам, с трудом привыкающим к полумраку склепа.

Каково-то им?

Но им достаточно и тех нескольких шагов, чтобы почувствовать напряженную атмосферу Праги этих дней, понять, что подтвердилось то, о чем они думают в долгие часы одиночества, когда день не отличишь от ночи. Они убили Гейдриха, выполнили задание. Но они никогда не предполагали, что за этим последует преследование всего чешского народа, всеобщий погром. Они читают не только списки казненных и чудовищное сообщение об уничтожении Лидице, они читают столь же невероятные слова из выступления так называемого министра народного просвещения Эмануела Моравца. После возвращения из Берлина он заявил:

«Горе чешскому народу, если не найдутся злодеи, убившие господина генерала Гейдриха, занимающего пост имперского протектора. Горе, горе, повторяю я трижды, в этом не может быть никаких сомнений. В Берлине я понял, сколь серьезно положение и какими роковыми последствиями оно чревато для чешской нации. Не десятки и даже не тысячи писем с выражением преданности, благодарности и любви нужны для спасения чешской нации — для этого требуется всего лишь несколько слов, которые помогут найти злодеев. Тот, кто наведет нас на след этих извергов, даже если он тоже виновен в этом, получит прощение. За безопасность его и его семьи я ручаюсь своим словом и своей жизнью».