Рай в шалаше - [82]

– Это несправедливо. Вы не имеете права указывать, куда мне ездить, а куда – нет.

Анджела услышала какой-то шорох и поняла, что присутствующие, замерев от любопытства, прислушиваются к их разговору.

– Следует ли напомнить вам, что вы – наша пленница? – усмехнулся майор.

– В том, что ваши солдаты грубы и тупы, нет моей вины. Это они устроили скандал, а не…

– Боже мой, Анджела, смолкнешь ты когда-нибудь или нет? – вскричала Клодия, вбегая в комнату и приветственно махая рукой майору Гембри. – Я в жизни не попадала в такую нелепую ситуацию. Подумать только, сижу я себе, болтаю с Элизабет, а тут вдруг приходят солдаты и говорят, что тебя арестовали. Честное слово, я запру тебя в комнате, чтобы такое не повторилось. – Повернувшись к майору, Клодия добавила: – Я всем слугам велю следить за ней. Клянусь, что с ней у вас больше не будет неприятностей.

– Надеюсь. Генерал Батлер дал мне понять, что в следующий раз она будет отправлена в тюрьму. Он уже устал от того, что с его солдатами обращаются без должного уважения.

– Зато в Бель-Клере с ними обходятся по-королевски, – кокетливо промолвила Клодия. – С нетерпением жду, когда генерал Батлер прибудет к нам с визитом.

Анджела не шевельнулась, чувствуя, как внутри у нее все закипает.

Схватив сестру за руку, Клодия поволокла ее из комнаты, на ходу продолжая расписывать, как отныне она будет следить за ней.

Анджела решила молчать, потому что спорить все равно было бесполезно. Не сейчас. До тех пор, пока зрение не вернется, она не станет ничего предпринимать. А если этого не случится никогда? Анджела отгоняла от себя грустные мысли, но они снова и снова начинали преследовать ее. Не дай Бог – иначе она окажется в полной зависимости от Клодии.

Сердце Лео забилось быстрее при виде белой перчатки. Он огляделся вокруг, желая убедиться, что на кладбище никого нет – ему все меньше и меньше нравились эти прогулки.

– Эй, вы там? – неуверенно окликнул он.

– Конечно, – ответил Голос.

– Она умерла?

– Нет. Она выздоровела и будет жить. – Голос казался сегодня каким-то равнодушным.

Мысленно выругавшись, Лео облизал пересохшие губы и решился спросить еще:

– А меня она вспомнила?

– Говорят, она помнит лишь, что видела тело отца, лежащее на полу. Кстати, она ослепла.

Лео вздохнул с облегчением.

– Что ж, тогда все будет в порядке. – Он усмехнулся.

Голос продолжал говорить, не обращая внимания на бормотание Лео:

– Ты по-прежнему будешь приходить сюда и ждать моего сигнала.

– Какого сигнала? – удивился Лео. – Вы же только что сказали мне, что она ослепла и ничего не помнит. Если так, о чем нам беспокоиться?

– Заткнись и слушай меня, кретин. – Голос явно был раздражен. – Ничего этого не случилось бы, выполни ты свою работу как следует. Как только я прикажу тебе, ты используешь все – слышишь? – все средства для того, чтобы выколотить у Анджелы Синклер признание. Я должен знать, где спрятаны пластины. Ты понял меня?

Лео недовольно пробормотал, что понял.

– У двери ты найдешь некоторую сумму, – сообщил Голос. – Этого достаточно, чтобы ты мог какое-то время напиваться в стельку.

Лео потянулся за деньгами. Ему и вправду больше всего хотелось напиться до бесчувствия.

Весь мокрый от жары, Бретт сидел возле палатки. Был конец июня – самое жаркое время в этих местах. Повсюду на земле лежали измученные жарой солдаты, надеясь, что легкий ветерок хоть немного облегчит их страдания. Они наконец добрались до Гаррисон-Лендинг – базы снабжения федеральных сил на Джеймс-Ривер, но попасть туда было нелегко. Когда до них дошли слухи, что армия генерала Ли прорвалась сквозь укрепления федералов на Гейнс-Милл, Макклеллан приказал своим войскам ретироваться – ему не нравилось слово «отступать». Они повиновались приказу, и 29 июня приняли бой в местечке Сэведж-Стэйшн, а на следующий день бой повторился у фермы Фрейзера и на болоте Уайт-Оук. Хуже всего им пришлось первого июля на Малверн-Хилл, но вскоре на подмогу подошел федеральный флот. Оставшиеся в живых благодарили Господа за то, что он даровал им жизнь, но приподнятое настроение, в котором они отправлялись в поход, больше не посещало их: надежда захватить Ричмонд рухнула.

Теперь Бретту хотелось выспаться как следует, но его вызвали в штаб, поэтому он вынужден был ждать, когда начальство сообщит, что от него требуется. Наконец старший сержант Петерсон пригласил его войти. Устало поднявшись на ноги, Бретт отряхнул штаны и шагнул в штабную палатку, отдавая на ходу честь.

Полковник Дрейк, стоявший у стола, улыбнулся и протянул Бретту руку.

– Рад видеть вас, Коди, – промолвил он. – Вы сумели отличиться.

Только сейчас Бретт заметил две нашивки на погоны, лежавшие на столе. Две золотые звездочки. Да-а… Бретт понимал: он должен почувствовать хоть что-то, но, похоже, его уже ничто не волновало. Да и какое чувство мог он испытать? Гордость? Он всего лишь пытался выжить в этой бессмысленной войне. Повышение в чине означает, что отныне ему будут платить семьдесят долларов в месяц – на десять больше, чем прежде. И все.

– Поздравляю, – еще шире улыбнулся полковник. – Вас произвели в чин капитана.

Бретт послушно пробормотал слова благодарности.