Рай в шалаше - [54]

А Костя ничего не заметил. Он налил Тане коньяку и сам выпил, уже без тоста, он вообще сегодня много пил, гораздо больше обычного, и против обычного совсем не пьянел.

— Острый коньяк, правда? — сказала Таня. — Пей осторожней, он сильно пьянит.

Костя засмеялся:

— Я трезв, Танечка. И мне хорошо. И я хочу, чтобы тебе стало хорошо тоже. Выпей еще. Ну хоть глоток, разом, теперь закуси. Правда, вкусный шашлык? Это была неплохая идея — заказать шашлыки. — Он прожевал кусок, кивком поблагодарил Таню за то, что она полила ему соуса, обмакнул мясо в соус, повозил по тарелке, да так и не донес до рта: — Знаешь, я хочу с тобой посоветоваться, но тебе все некогда, и голос у тебя по телефону какой-то странный, я даже не решался лишний раз позвонить. Знаешь, история с этой Нонной начинает мне не нравиться. Мало того, что я с ней возился, ходил с ней к разным нужным людям, теперь она домой ко мне повадилась. Представляешь? — Костя снова взялся за вилку и куском мяса сделал круг по тарелке. — Закольцевала, не вырваться. Является без звонка, не застает, ты же знаешь, застать меня невозможно, оставляет записки, снова приходит. Подсунула под дверь два билета на Таганку, аккуратненько запечатала в конверт, прихожу, подбираю конверт с пола, тут же звонок по телефону, будто караулила за углом. Я говорю «спасибо» и не успеваю вставить ни слова, как она меня перебивает: «Это вам, говорит, спасибо за согласие со мной пойти».

— И ты пошел? — почти испуганно удивилась Таня.

— Пришлось, неловко было отказываться, женщина... одна в городе, как-то я не так воспитан.

— Ну и как?

— Да ничего, вполне сносно, она умеет себя вести.

— Видишь, быстро как все получается, а ты еще был обескуражен, что я ее выставила, эту бедную сиротку.

— Милая, разве я смею на тебя обижаться? Я удивился, на тебя это так непохоже. Ты права, Нонна в Москве не пропадет, уже обжилась, уже появились какие-то приятели аспиранты, уже они у нее в услужении, уже у кого-то из них есть сестра, сестра достает билеты в театры, уже ей дружно ищут квартиру, она хочет снять комнату только в центре, говорит — «недалеко чтобы от вас было, Константин Дмитриевич, вы мой духовный отец».

— Отец? — переспросила Таня. — Духовный?! — и тут же поперхнулась. — Она позволяет себе разговаривать с тобой в таком стиле?

— Пусть, — отмахнулся Костя, — это же не мой стиль, ее, какая разница!

— Но этот стиль предполагает определенный стиль отношений.

— Какие у нас с ней могут быть отношения, так, ерунда.

— Знаешь, Костя, мне кажется, она хочет закрепиться в Москве.

— Прокашляйся, Танечка, что, не в то горло попало? — спросил он заботливо. — Постучать тебя по спине? О боже, не хватало только, чтобы из-за этой девицы ты поперхнулась. — Он потянулся к Тане и неуклюже побил ее не то по спине, не то по плечу. — Закрепиться в Москве, — продолжал он, — это значит прописаться, а с пропиской я помочь не могу.

— Ну знаешь, — откашлялась наконец Таня, — не понимай ее так примитивно. Есть другие способы.

— Покраснела, потом побледнела, не нравится мне твое состояние, — покачал головой Костя. — Сначала стала вот как эта редька, а теперь как этот белый рис. Сосуды шалят, Танечка, не нравится мне это, в тридцать пять лет я даже не подозревал, что во мне есть сосуды.

— И все-таки у меня чувство, что ты этой Нонне нужен не только для того, чтобы защититься.

— Мура все это, милая, выпей коньяку, — он улыбнулся, погладил ее по плечу. — Нонна принадлежит к новой породе, старательница в науке, сейчас таких много. Она убеждена, что секретами настоящей науки владеют избранники, люди вроде меня. Остальные — скрытые бездельники и болтуны. Но поскольку диссертация это ремесло, то избранник лучше других подскажет, где нахватать готовые блоки. Она хочет выведать у меня рецепт, понимаешь? Вот и весь секрет.

— Боюсь, ты ее упрощаешь.

— Милая, проста сама ситуация, наука перестала быть заповедником. И вот результат — провинциальные девочки рвутся в модную науку.

— Не только, Костенька, они рвутся и к модным профессорам. И вообще, — Таня сделала невольную паузу, — они рвутся.

Костя улыбнулся:

— Меня умиляет твое серьезное к ней отношение. Ты думаешь, она мной увлечена? Ну, может быть слегка, по линии интеллекта, так сказать, не больше. Ее слишком занимают собственные проблемы.

— А устройство жизни в Москве?

— На что ты намекаешь, дурочка? Ты совсем не умеешь злиться, не пытайся, только смешно морщишь носик. Эта Нонна всего и без меня добьется, можешь не сомневаться. Она далеко пойдет, вот увидишь. Что ты так удивленно на меня смотришь? Достоинства по женской части у нее на нуле, но это ей не помешает, отнюдь. Если мужчина хочет сделать карьеру, ему следует жениться на подобной женщине. Такая, пожалуй, даже меня заставила бы делать все как положено. У нее великий дар — она не подозревает, что есть невозможные вещи, именно поэтому для нее все возможно. И все не стыдно. Нет нравственного барьера.

— А ты не преувеличиваешь?

— Нет, это чисто мужское ощущение. В ней чувствуется заряд — стремления к власти, славе, большим деньгам. Этот зуд успеха возбуждает мужское честолюбие. Сама она никогда крупной личностью не станет, нет материала, зато она толкатель других, вернее, другого, того, кого выберет, так сказать, себе в спутники, — даром свои силы расходовать она не станет. Ты о чем задумалась? Опять ничего не ешь, беда с тобой...