Рай в шалаше - [23]

Мягкое закатное солнце освещало его. Машина катила плавно, без резких толчков — водитель знал свою работу. Костя опять уныло замкнулся. Тане снова пришлось кивать этой пружинистой силе, рожденной, быть может, для лучшей, осмысленной жизни, для преодоления могучих непреодолимых обстоятельств. И странно было, что этот ладно скроенный человек в аккуратной круглой кепочке, в чьих руках руль казался игрушечным, сочинил себе такую жизнь, целиком сосредоточенную на потреблении — кислорода, яблок, радостей мужского одиночества.

...Пустая утренняя электричка, бодрые, несомневающиеся мысли о наступающем дне, возвращение, черный дог, переступающий по жухлой уже траве длинными тонкими лапами, кровавые договы глаза в прожилках, и под вечер, чтобы никто не видел, молодая женщина в плаще и косыночке звонит в калитку, и навстречу ей огромная собака, таинственная в полутьме. И дача, и старый сад, и неснятые последние яблоки на ветках видны из окна, и просторная терраса с оставшимися от прежнего хозяина соломенными креслами. Какое сравнение со свиданием в микрорайоне! И неверное, просит помочь по хозяйству — варенье варить, сок гнать на соковарке. А потом вместе сок этот пьют, теплый еще, духовитый... И, провожая, любезно поддерживает под локоток: «Хорошо ли воздухом подышали?» Словно и не было у них ничего, так, в гости заходила. Ну и хорошо, ну и пусть... паразит!

...Машина уже подъезжала к Никитским воротам, когда какая-то парочка вынырнула из подворотни улицы Герцена. Большая сумка между ними болталась, знак увязших в быту отношений, парень по-хозяйски оглаживал девушку ниже талии.

— Шеф, до Колхозной дотрясешь?

Шофер поглядел на парочку с сожалением.

— Видали? — обернулся он к Тане и кивнул парочке, «на стоянку, мол, к Никитским топайте», — с высоты недосягаемой своей мудрости, как милостыню подал, — бедным, заблудшим детям, не ведающим, что творят.

— Костя, очнись, приехали, — сказала Таня.

3

Оставив Костю на бульваре (в магазинах он вечно пропадал, терялся, становился не в ту очередь — одна морока), Таня зашла в гастроном на Суворовском. Она наскоро выбрала кое-что к ужину, выстояла в кассу, забежала во «Фрукты — овощи» на углу Мерзляковского переулка, нагрузилась цветной капустой, любимая Петькина еда, и вернулась к Косте. Он что-то читал, она отдала ему сумки, и они направились на Кисловский, «проходным?» — предложила Таня, он отказался: чем ближе подходили они к ее дому, тем медленнее он шел, так случалось всегда, но, если бы Таня рассказала ему об этом своем наблюдении, Костя бы, наверное, удивился.

В прихожей, едва открыв дверь, Таня услышала четкий, с металлическим призвуком голос Нонны. Значит, Денисов дома, интересно, давно ли, и почему он Тане не позвонил. «Человек, как известно, существо многодетное...» — звякнул Ноннин голос. Таня с мужем привычно обменялись взглядом — о своем, отдельном, но глаза Денисова глядели не совсем уверенно, в некотором смущении даже. Или Тане показалось? Он принял у Кости сумки, помог их Тане выгрузить, посоветовал пойти полежать, повторив Костину фразу, что у нее усталый вид.

Нонна равнодушно взглянула на Таню.

— Константин Дмитриевич, — сообщила она почему-то радостно, обращаясь только к Цветкову, — а мы тут с Валентином Петровичем о семье и браке разговариваем.

Одета она была уже по-другому: пестрый свитерок, модная юбка, и волосы золотились на плечах. И была она оживлена, излишне взвинчена даже в своем оживлении. Костя с Денисовым тут же, конечно, уселись на кухне, Нонна остановилась в дверях.

— Константин Дмитриевич, помните утверждение О’Риордана? Все люди приспособлены к тому, чтобы иметь свое зеркало в лице сверстников? — спросила она громко.

— Идите, идите отсюда, не мешайте, — попросила Таня.

— А мы есть хотим! — сказал Денисов.

— Будет готово, позову.

— Семья — вот основа основ, — снова заговорила Нонна уже в столовой. — Не школа, не детский сад — семья, непременное условие, чтобы рядом росли дети моложе и старше. Растущему человеку, считал О’Риордан, необходимо видеть свое прошлое. Так же как свое будущее.

«К чему это она?» — думала Таня, прислушиваясь к голосам из столовой, меж тем как руки ее привычно делали то, чем заняты были в этот час миллионы женских рук. Таня открывала холодильник, выкладывала антрекоты на сковородку, ставила на газ бульон, одновременно чистила картошку и резала овощи...

А Нонна в столовой продолжала свое.

— Я, например, четвертый ребенок в семье, а вы, наверное, выросли в семьях, где было не больше двух детей, — сказала Нонна.

— По одному, — вставил Денисов, и Таню удивила трещинка в бархатистой ровности его голоса, или это ей показалось?

— Тем более. Значит, вы неизбежно испытывали трудности. Разногодовых друзей вы нашли слишком поздно — в лице приятелей, сослуживцев и так далее, но не в лоне своей семьи. Человек же, выросший в семье, где существовал большой возрастной разрыв, подсознательно ищет возрастной разрыв в браке.

— Ход рассуждений логичен, что дальше? — перебил Костя.

— Дальше следует вывод, почему в браке так часто все ломается. Тривиально — неравное постарение. Мы видим, наукой засвидетельствовано, что к сорока пяти годам от женщины мало что остается, между тем как мужчина только входит в свою лучшую пору.