Рай в шалаше - [15]
Потом Наталья с Денисовым слушали новые записи. «Классная структура личности, — говорила Наталья о Высоцком, — попробуй разберись!» Таня возразила:
— Почему не разберешься? Бард для всех.
— То есть? — за чайком и музыкой Наталья любила побаловаться наукой.
— Все люди разные, правда? А он устраивает сразу всех, — сказала Таня.
— А у нашей девочки Дрицер Кати три тысячи метров пленки Высоцкого записано, — похвалился Петька.
— Не перебивай мать, — Наталья погладила Петьку по голове.
— Видишь, Высоцкий устраивает Дрицер, тебя, меня, всех!
— Дрицер хорошая девочка, — обиделся на мать Петька, — только толстая очень.
— Толстые тоже люди, — успокоила Наталья Петьку. — Лично меня Высоцкий устраивает, пусть я мещанка. Да, но куда в твоей интерпретации укладывается его сатира? — Наталья, как всегда, схватывала на лету.
— A y него нет сатиры, сатира на поверхности, в глубине что-то другое, не могу определить словами. Он именно для всех, поразительная аморфность, каждый лепит, что хочет.
— Что такое аморфность? — дернул Петька мать.
— Ишь, язычливый какой нашелся! Не лезь с вопросами, когда взрослые разговаривают! — Наталья ловко дала Петьке щелбан. — Аморфность — это плохо.
— «Вот только ангелы поют такими злыми голосами...» — пропела Таня. — Как эту строчку объяснить? У каждого свои ангелы.
— Точно, правда, Денисов? — засмеялась Наталья. — У каждого свои ангелы, ангела, правда, надо правильно организовать.
— Тетя Наташа, а ангелов разве организовывают? Баба Капа говорила, что у каждого ребенка свой ангел от рожденья.
— Ну, Денисов, у тебя что жена, что сын — Академия наук, — Наталья притопнула в такт музыке, демонстрируя невероятной высоты каблуки («Интересно, сломаю ноги или нет?»), — с твоими родственниками не соскучишься...
Денисов довольно ухмылялся: хвалили его хозяйство.
Таня пошла тогда ее провожать. На троллейбусной остановке Наталья снова расквасилась, жалась к Тане, хотя обладала несокрушимой привычкой всех и вся прижимать к себе, к своему быстрому, пухлому телу. И, уже прыгнув на ступеньку «пятнадцатого» троллейбуса, закричала: «Танюша, ты меня осуждаешь?»
Через три месяца Наталья вышла замуж за неприметного кандидата, о котором стало известно, что его фамилия Фролов. Через год Фролов защитил докторскую, которая к тому времени успела выйти монографией. К этому же времени Наталья поколдовала, скомбинировала и обменялась на четырехкомнатную квартиру, взяв к себе престарелую фроловскую тетку тоже. «Наплевать, — сказала она Тане, — старухой больше, старухой меньше». Сейчас Наталья затевала новую кампанию — дубовым паркетом продолжала самоутверждаться в глазах мужа, побуждая его тем самым к продуктивной научной деятельности.
...В последние годы Наталья посолиднела, раздобрела, но с тем большим рвением предавалась месткомовской работе. Похоже, ей не по себе, что, едва успев взяться, она быстро и ловко уладила свои дела, в то время как другие люди почему-то продолжали страдать, мучиться, подавать беспомощные заявления в местком, не умели не только застолбить научную тему, даже поехать лечиться. Людская неустроенность тревожила Наталью, и она (отвоевавши со всеми, с кем находилась в тот момент в состоянии вооруженного конфликта), старалась не уходить из института, не сделав хоть одного, пусть микроскопически доброго, с ее точки зрения, дела. Сегодня же с утра она сделала дело огромное, неподъемное — вмиг организовала лишний объем для их сборника — и имела полное право позволить себе слегка поразвлечься.
— Александр, — выпуклые Натальины глаза с ракетной скоростью обежали предбанник, собирая слушателей, — ну раз, раз в жизни признайся по порядку, как это делается. Стучишь в дом, говоришь «здрасте»? Так, да?
Коровушкин поморщился, плоский примитивизм Натальиного воображения действует на него угнетающе. Невдомек ему, дурачку, что Наталью интересует не столько он сам, сколько процесс делания незнакомого дела, технология умения, которым Наталья не обладала. Умение же делать дело Наталья ставит превыше всего на свете.
— Александр Михайлович, где территориально расположен, право, я затрудняюсь классифицировать, ваш охотничий участок? — вступила в разговор Ираида. Она достала из сумки свои аккуратные бутерброды с сыром и запивала их чаем без сахара — Ираида боится полнеть. Диетические бутерброды предложить ей некому: повинуясь Натальиному приказу, аспиранты притащили кило салату и кило отдельной колбасы: «Однова живем, братва. Мой Фролов гонорар получил, угощаю!»
— Охотничий участок? Марьина Роща, вы же знаете. Восемьсот метров в квадрате. Деревянные особнячки, скамеечки, на них сидят, как правило, люди. Подхожу, представляюсь. Дальше идет следующая фраза: «увлекаюсь коллекционированием предметов старого городского быта». Опорное слово — увлекаюсь. Медленно, припоминая, перечисляю то, ради чего пришел: кофейные мельницы, самовары, музыкальные шкатулки. О холстах ни звука. Есть — сами покажут. А вообще, Ираида Павловна, у меня сейчас такая установка — собираю только работающие механизмы. Божественная вещь! В конце разговора перехожу к главной фразе: «Не сохранилось ли у вас на чердаке что-нибудь из хлама?» Итоговое слово — хлам.
