Рай и ад. Книга вторая. Рассказы перенесших клиническую смерть - [16]

— А у Господа есть еще Лестница Якоба. И Ангелы ходят туда-сюда. Значит, и мы поднимемся! Она где-то здесь, — говорит.

Я хочу сказать, что мы пришли в Болгарию. Мы, когда подошли к болгарской границе, и протянули пограничнику наши паспорта, он разговаривал по телефону. Он полистал один паспорт, поставил штамп, потом другой, и говорит: «влезай». Так мы вошли в Болгарию.

Мы пришли в Болгарию тогда, когда пало советское правительство. Январь девяносто пятого года. Пало советское правительство. Болгария была на грани революции. Господь нас привел в Софию. И уже в первый день мы стояли среди христиан Софии, на улице. Вышли все христианские деноминации. Два православных Синода в Болгарии: проамериканский и пророссийский, католики, все протестантские движения: баптисты, методисты, конгрешане, пятидесятные, Божья церковь, харизматы — все, кто исповедует Христа, вышли на улицы.

На каждом перекрестке стоял служитель, и читал (непонятно — по-болгарски). А народ, взявшись за руки, в посте, пел Богу: «Бог, да пази Болгария» — Боже, храни Болгарию. Народ Твой поднимает руки к Небу. Народ Твой в посте, Боже, храни Болгарию. Народ Твой молится. И мы пели вместе со всеми.

Танки развернулись и ушли. Революция закончилась. Так спокойненько, за два дня. Ни одной капли крови не пролилось. Где-то в эти же годы вспомните Москву. Чуть раньше. И Прибалтика, сколько крови пролилось там. Как погибли молодые люди под гусеницами танков в Москве. Но Господь много может сделать, когда молится народ Его. И мы это почувствовали и ощутили на себе.

Четыре года мы жили в Болгарии, и связи с домом не было. Ни с мамой, ни с сестрой, ни с кем. И только в девяносто девятом году нам удалось связаться. Когда я позвонила дочери, и она подняла трубку в Москве, моя девочка потеряла сознание. Она услышала голос матери с того света. Она же думала, что уже шесть лет нас нет на белом свете. Но мы были здесь. Она была счастлива. За этот год мы возобновили контакты. Даже приехал младший сын к нам в Болгарию (плачет). Все налаживается, все хорошо., все прекрасно. Я посчитала страны и говорю:

— Славик, это седьмая страна! — Бог сказал тогда в семи странах… где мы служили. Было больше стран, значительно. Но страны, где мы именно больше месяца служили своим свидетельством. — Нам домой пора!

Мой рассудительный муж сказал:

— Ты забыла, что еще «огонь», сказал Господь, а тогда наша держава. Я говорю:

— Тебе что, огня мало? Мне так выше крыши! — Он говорит:

— Господь не переставляет слова местами. Сказал: вначале семь стран, а потом огонь, будет именно в такой последовательности. И слава Ему, что Он не меняет Свое мнение и Свои слова!

Ну, ладно. Я не знала, какой будет огонь. Я его узнала. Я его узнала в девяносто девятом году. Нет, уже двухтысячный наступил. В двухтысячном году, в ноябре месяце. Как вы впоследствии увидите по документам. Возвращаясь с работы, я выходила из городского транспорта, но почему-то я оказалась в больничной палате. Почти сутки прошли между этими двумя мгновениями.

Моя операция была не закончена, там оставалась аневризма — это перерастяжение сосуда. И вот эта аневризма лопнула. Семь сантиметров сосуда лопнуло. И кровоизлияние в мозг. То есть попросту, как в народе говорят, инсульт, обширный. И нам предложили операцию. Никогда не попадайтесь на удочку, которую дал враг — бесплатно.

Чем все закончилось после бесплатной операции. Когда я пришла в себя, я поняла, что я парализованная и слепая. Условием этой операции было, что надо будет взять спинномозговую жидкость. Не только ее взяли. Хотя мы вчера говорили с нейрохирургом, ему не совсем понятна позиция этого хирурга. Но, во всяком случае, он мне повредил спинной мозг. И меня парализовало, я ослепла. Потому что во время операции был сделан разрыв зрительных нервов. Их разрезали. Мне поставлен был диагноз: «паралич и атрофия, и разрыв зрительных нервов, помутнение стекловидных тел».

Все, я слепая «довечно», как впоследствии написали по-украински. (Плачет и показывает документ, где видна эта запись). «Пожизненно инвалидность первой группы по зрению». Печать и подпись.

Как после повреждения и атрофирования зрительного нерва она снова прозрела. Нам разрешили вернуться, потому что президент Болгарии Петр Стоянов обратился к президенту Украины. Тогда уже был другой президент, Кучма. И нам разрешили въехать. Для погребения. Пока тело дышит, его легче… меньше бумаг заполнять. Так мужу и сказали в посольстве: «ну, ладно уж, вези пока дышит». Но, как видите, я дышу и сейчас очень неплохо. С двухтысячного года. Четыре года в инвалидном кресле и семь лет полной темноты. Полной темноты!

Мы, когда вернулись, у нас был праздник со слезами на глазах. Я не могла говорить и двигаться. Я не ощущала… ко мне прикасались дети, плакали. Я их слышала, но я ничего не могла им сказать. И я плакала вместе с ними. У меня катились слезы, но я их не видела, как и детей. Я не видела моих внуков. Я только троих, старших, помнила маленькими, а у меня девять внуков. Шестерых последующих я никогда не видела.

И мама с сестрой стали уговаривать моего мужа: Славик, тебе семьдесят лет, что ты думаешь? Отдай ее в интернат. Ты будешь посещать, за ней будет уход. Она — «растение», это «кабачок», понимаешь? Зачем тебе эта обуза? Тебе надо делать документы! Мы походатайствуем, ее примут в интернат». Я слышала. А никто не стеснялся, все это говорилось при мне. Потому что думали, что, действительно, «растение». Действительно, «кабачок», который ничего не понимает, не соображает… А «кабачок» не просто слышал, а еще и страдал от этих слов