Рай и ад. Книга четвертая. Рассказы перенесших клиническую смерть - [26]

И тогда он мне говорит: «ну что, пошли, будем решать, какое тебе наказание!» И я как только услышала, что наказание, говорю: «я не никуда не пойду, не трогайте меня! Я с Господом была постоянно!» «Кто был с Господом? Ты была с Господом? Нет, ты не была с Господом, ты была все время со мной!» Я говорю: «почему это я была с тобой? Я не была с тобой!» «Была со мной!»

И я стала плакать, умолять, говорить, чтобы от меня отстали, я никуда не пойду, мне не надо никакого наказания. Я плачу, упала на колени и стала молиться, говоря: «Господи, Иисусе Христе, помоги мне, пожалуйста! Я в аду, я не хочу тут быть! Помоги, пожалуйста! Я признаю, что отвергла Тебя, что я не верила, что Тебя распяли на Кресте!.. Да я всегда верила, что Тебя распяли на Кресте! Что Ты умер за мои грехи! Прости меня, пожалуйста, только не оставляй меня здесь!» (плачет).

Я сложила при молитве руки, мне очень было страшно оставаться в том месте. И то ли рука туда спустилась, то ли Ангел меня в вышину поднял. И я так — фух, и мгновенно оказалась в операционном блоке в этом. Я висела в углу. Вижу — это операционная. Оглядываюсь, думаю, что это происходит? Что не так, почему я вишу в углу?

Я спускаюсь и вижу свое тело на операционном столе. Тело не в виде женщины, а в виде девочки. И у нее беременный животик. Ой, а что это она тут делает? Посмотрела на ее лицо, а я была в шапочке, мои волосы были закрыты ею. И такая была… арочка или как она называется, ограждающая, чтобы не было видно.

Я видела у себя большую трубку, которая стояла внутри меня. И вот эта часть, другая, она была у меня во рту, светилась. Она не то, чтобы светилась, я ее просто видела, как рентген.

Дальше я подошла к столу и думаю: «что это они тут делают?» Смотрю, — а у меня в животе стоят штыки какие-то железные, сама я накрыта какой-то операционной тканью. И видно все: этот вот надрез, «Кесарево Сечение», эти штыки стоят железные. И врач хочет достать моего ребеночка, а у него это не получается.

Этот врач кричит матом: «как она у них там наблюдалась?! Почему матка вся в спайках?! Почему оно приклеено?! Я не могу ребенка достать!» И матом кричит. Он очень потный был, пот катил с него как вода. И он не знал, что делать. Другие врачи суетятся, бегают все.

И вдруг, мне стало все это неинтересным. Я увидела двери в операционную, они были открыты. Я вышла через эти двери. Скажу одно, братья и сестры, — никто тебя не видит. Душой очень хорошо, легко, не тревожно, а очень легко. Легко-легко!

Я спустилась на третий этаж, при этом я даже не поняла, как я могла спуститься. Смотрю, а я иду по коридору отделения, где лежала на сохранении, в Волковыске. И я не иду по этому коридору, а лечу с огромной скоростью. И лечу прямо вот в этот оконный свет. Смотрю — окно большое, и я в это вот окно. И выставила перед собой руки, думая, что разобьюсь и буду вся изрезанная стеклами. Прямо так и подумала.

Но я перелетела через это окно и передо мною выстроилась труба светящаяся. Она была такой освещенной светом, вам, братья и сестры, просто не передать! Там такой свет, что обычный человек с нормальным зрением может ослепнуть. Это физически он может ослепнуть, а духовно — нет.

И когда я по этой трубе летела, с огромнейшей скоростью, слышала сзади голоса. Мне кричали, чтобы я не уходила. Слышала я это в виде голоса своей тети, Светой ее зовут. Она мне говорит: «Анжелочка, не уходи!» И это было с таким эхом: «Анжелочка-Анжелочка-Анжелочка!… не уходи — не уходи — не уходи!..»

Я хотела повернуться, но не могла. Лечу дальше. Слышу: другой голос меня зовет. Это был голос Галины Владимировны, моей свекрови. Кричит: «Анжела-Анжела-Анжела!… не уходи — не уходи — не уходи!.. Ты нам нужна — ты нам нужна — ты нам нужна!..».

Я думаю: «Господи, я же хочу повернуться, но не могу никак!» Потом слышу уже голос своей дочки: «мамочка, не уходи! Ты мне очень нужна, не оставляй меня одну!» Я про себя так говорю: «о, Боже, доченька, ну как же мне к тебе повернуться? Мне не дают повернуться! Меня просто манит в этот свет!»

И вот, когда меня притянуло уже в этот свет, все ближе, и ближе, и ближе, я потом про это забыла. Про то, что меня звали.

Из этой трубы я, словно ребенок выпала с горочки. И там был луг. Вы просто не представляете какой он красоты. Травка зелененькая, цветочки, небо, это небо синее. Я видела Солнце. И я ходила по этой травке. Травка обнимает ноги. Цветочки разных-разных цветов. Если сравнить ту травку с земной, то здесь трава очень тусклая. Тускло-зеленого цвета. А в раю она очень-очень ярко-зеленого, насыщенного цвета. И цветочки яркого-преяркого цвета. Здесь она, я вам скажу, очень тусклых цветов.

Я помню, как подул ветерок. Я еще приложила свою ладошку и думаю: «о, какой ветерок! Приятный такой, тепленький, такой хорошенький!» И потом про себя подумала: «не то, что наш, земной, ветер. То сильный, то холодный, то морозный, то жаркий».

И я про себя уже поняла, что я, наверное, умерла, и что меня Господь призвал к Себе. И мне постоянно напоминание было, что я побывала в аду, и что, значит, Господь не просто так позвал меня в рай. Что Он мне хочет что-то сказать.