Рай — это сад огороженный - [8]

— Салам алейкум, — приветствовал их худощавый человек, сидевший на подушках у дальней стены комнаты, и проводник перевел: «Да пребудет с вами мир».

Лоутон и остальные мужчины поклонились, а Тейп сообразила, что это, должно быть, калиф Исмаил собственной персоной. Она тоже быстро, хотя и запоздало, поклонилась. К счастью, никто не обратил внимания на ее оплошность.

— Прошу вас, усаживайтесь, — сказал калиф. Как и большинство здешних мужчин, он носил бороду, разве что она была немного длиннее, чем у других, ниспадала на грудь и серебрилась проседью. На правителе был белоснежный халат, вышитый золотыми и красными нитями и многочисленными самоцветами, а его тюрбан закручен так, что из него торчали зубцы, и это делало его похожим на корону. Калиф улыбнулся всем по очереди, даже Тейп.

В комнате не было стульев. Один из мужчин осторожно опустился на подушки, остальные последовали его примеру.

— Благоразумно ли держать здесь вот этих, Ваше Величество? — сказал глава делегации по имени Джон Гиффорд, указывая на вооруженных гомункулусов, стоящих полукольцом за спиной калифа.

Проводник перевел его фразу.

— Разумеется, — ответил калиф. — Ни один из наших гомункулусов ни разу не вышел из повиновения.

— Но, как оказалось, они на это способны, — возразил Гиффорд. — Мы тоже и подумать не могли, что наши взбунтуются.

— Мы полагаем, что-то стряслось именно с последней партией, которую мы вам отправили. Мы работаем над этой проблемой.

— Но что могло случиться? Что могло заставить их вести себя подобным образом?

— Еще немного, и вас проведут в мастерские. Пока же я предлагаю вам освежиться и подкрепиться с нами.

Калиф хлопнул в ладоши, и в комнату вошли несколько гомункулусов. Каждый нес в руке большое блюдо. Один из них расставил заполненные снедью блюда перед калифом и гостями, другой — стаканы с чем-то прохладительным. Тейп обслужили последней, и она только дивилась, откуда гомункулусы могли знать, в каком порядке нужно это делать. «Боже мой!» — воскликнул кто-то с благоговением, и Тейп наконец уделила внимание угощению.

Ничего знакомого на блюде не было. Проводник пришел на выручку гостям и, указывая на тот или иной фрукт, называл его по-английски:

— Арбуз, абрикосы, гранат.

Тейп осторожно попробовала арбуз, умяла его, а после с удовольствием прикончила и все остальное. Разделавшись с угощением, делегация, ведомая проводником, проследовала в мастерскую. Тейп замыкала шествие, она была так переполнена впечатлениями, что уже почти ничего вокруг себя не замечала. Но вот послышались лязг металла, голоса работников, перекрикивающих шум. Делегация вышла в обширный зал, уставленный рабочими столами. Повсюду были видны машины, инструменты, какие-то металлические части, просто куски металла. Машины грохотали, металл звенел, люди перекрикивались.

Проводник подвел их к одному из столов. Тут же к ним подошел коренастый мужчина с черной кожей, седыми волосами, выбивающимися из-под тюрбана, и коротко подстриженной курчавой бородкой.

— Это Акил ибн Сулейман, — представил его проводник. — Он работает с гомункулусами.

И, повернувшись к Ибн Сулейману, представил ему англичан:

— Это делегация из Лондона: мастера Гиффорд, Блант и Лоутон.

— Салам алейкум, — почти выкрикнул Ибн Сулейман, стараясь перекрыть шум. И продолжил уже по-английски: — Это а'мил — гомункулус, один из тех, что вы прислали нам из Англии.

Он указал на медный торс, лежащий на столе в открытом виде. Видно было, что внутри корпус очень плотно нашпигован разного рода машинерией.

— Вот тут главный механизм, — указал Ибн Сулейман.

— А в голове? — спросил Гиффорд.

— В голове свои механизмы, — Ибн Сулейман подхватил голову гомункулуса, аккуратно ослабил отверткой какой-то винт, потянул на себя — и корпус головы раскрылся, как скорлупа ореха. — Видите? Как и в торсе.

— И вот с помощью этих штуковин он думает?

— Ну, он не думает, то есть не по-настоящему. Все его механизмы и устройства так сконструированы, что должны выполнять предписанные движения. Это лишь очень-очень сложный механизм, выполняющий программу, которую мы ему задаем. И он твердо следует этой программе — своих идей у него нет и быть не может. Он не способен своевольничать.

— Ну, все-таки способен, — первый раз заговорил Лоутон. — Я сам это видел.

— Вот с этим мы и должны разобраться.

Тейп потянула Лоутона за рукав. Тот нетерпеливо повернулся к ней.

— Спросите его, — прошептала Тейп, до последних пределов понижая голос. — Допустим, один гомункулус не может думать самостоятельно, а как насчет пятнадцати или двадцати? Что если они как-то связаны между собой?

— Чего? — переспросил Лоутон.

Как ни тихо говорила Тейп, но Ибн Сулейман расслышал и повернулся к ней.

— Да, мы думали и об этом. Если установить связь между всеми гомункулусами и задать правильную конфигурацию получившейся системе, то, возможно, они начнут думать самостоятельно. Но до сих пор не было ни одного свидетельства, чтобы, скажем, вот этот гомункулус как-то общался с другими. Да и каким образом он может это сделать?

Ибн Сулейман пристально глядел на Тейп. Та даже слегка попятилась.