Рай беспощадный - [117]

Увы, жребий на этот раз подвел. Судьбе было угодно выбрать пару тощих неинтересных малолеток – на них без слез смотреть трудно было. Воины, опьяненные кровью, залюбили их до смерти в первый же вечер. Третья оказалась постарше, но тоже хлипкая – не выдержала ежедневных забав с тридцатью крепкими жестокими парнями.

Шарг, конечно, не виноват – она уже при смерти была, но не повезло именно ему. Вот пусть теперь подменяет ребят корабельных: им тоже хочется поесть горячего, а не кокосами с сырыми ракушками давиться. Идти недалеко, но кому охота шевелиться в такую пору?

Танг, развалившись в неказистом кресле, собранном из кривых палок, перочинным ножиком ковырялся в увесистой печеной косточке. Он был любителем мозгов, а здесь их еще немало можно добыть. Жаль, что нынешний Аларих запретил есть людей, – прежний, наоборот, это поощрял, и Танг пристрастился к сладкому мясцу. Ничего, собачатина ничем не хуже, а в некоторых отношениях даже лучше. Вот и очередной кусочек. Ох и вкусно! Шумно зачавкав, Танг начал облизывать пальцы, заерзал, усаживаясь поудобнее, но не преуспел в этом.

Местные недоумки на изумление криворуки: даже для своего вождя не сумели сделать достойного кресла. Тупые свиньи… Вот в прошлый раз, когда устроили дальний поход к острову, что чуть южнее Земель Ящеров, все было по-другому. Без крови не обошлось – не устрашившись одного вида воинов Алариха, белые сморчки поначалу сопротивлялись отчаянно. Думали, что раз их так много, то справятся, вот и осмелели. На баррикаде нашли свою смерть четыре воина, да еще каких – один Габон чего стоил! Эх! Такого десятника потерять! Без него Черные Тигры совсем не те стали – у него был талант удерживать любой сброд в железном кулаке. Еще одного брата уже внизу достали, приняв на копья, но стоило ворваться за укрепления, как все закончилось. Никто не может долго выдерживать натиска Черных Тигров – эти тоже сломались, начали разбегаться, будто крысы. Куда вы, глупцы? Ведь сами себя окружили баррикадой, да и море кругом – долго ли продержишься без воды на рифах.

Вот кресло у их вождя было хорошим. Из тонкого бамбука, с удобной спинкой и подлокотниками. Сейчас оно стоит у Танга в доме – трофей настолько понравился, что попросил его себе. Аларих, конечно, не возражал – он не такой мелочный, чтобы жалеть для своего лучшего воина такой пустяк.

А Танг лучший. Ну или почти лучший – наравне с военачальником гвардии. Не считая Черных Тигров, гвардейцы – единственный отряд, который регулярно ходит воевать. Белые Пантеры при новом вожде попали в опалу – их задвинули на вторые роли. Хотя их вожак сохранил свой символ признания заслуг – такой же, как у главного гвардейца и Танга. Раньше Танг завидовал этим выскочкам, а теперь – нет: он теперь равен им. Аларих неглуп – знает, что нельзя кому-то одному давать много власти. Надо, чтобы кто-то с ним ее делил. И желательно, чтобы они не любили друг друга. Тогда не сговорятся за спиной и не сменят вождя, как это уже бывало.

Вот и носят все трое на поясе одно и то же – не просто оружие, а еще и символ.

Танг недолюбливает всех до единого Белых Пантер, но он не враг военачальнику гвардии. Однако и к лишней власти не рвется – в новой жизни его почти все устраивает. А если вождю от этого приятнее станет, то ради него может притвориться – показать, что ненавидит своего главного конкурента всей душой.

Вот зачем Тангу становиться Аларихом? Сидеть во дворце день за днем, меняя наложниц и выслушивая доносы? Нет уж – Тангу подавай звон оружия и кровь, крики насилуемых девок вместо притворных стонов послушных рабынь, вкус печени врага на губах – неописуемый ужас в глазах тех, чья безмятежная кроличья жизнь рушится в одно мгновение. Вот это по-настоящему! Тем более что особого риска нет – почти игра. Белые редко оказывают серьезное сопротивление и делают это неумело. Скорее, неохотно – они будто беззащитные телята, столкнувшиеся со стаей волков. Боятся пустить в дело свои крохотные рожки и, перепачкав штанишки, сразу бегут искать мамочку, позабыв, что ее здесь нет.

Здесь не только мамочек нет. Здесь нет солдат, которые в перерыве между актами мародерства делают вид, что пытаются навести порядок в стране. Нет полиции, которой плевать на всех, кроме кучки богатых бандитов, называемых властью. И нет голубых касок[12] с их белыми бронетранспортерами, которым плевать вообще на всех, кроме себя и нескольких белых толстосумов за океаном.

Здесь вообще некому жаловаться и негде искать защиты.

Тангу нравилось выстраивать в шеренгу все мужское население захваченных поселков и, показательно казнив несколько старших или никчемных (Аларих не возражал против столь расточительных мер устрашения), смеяться, слушая, как эти ягнята шумно опорожняют кишечники, наблюдая за агонией товарищей. Для них это почти смертельный шок – он не один раз видел, как крепкие на вид белые превращались в покорных слизняков, готовых на что угодно ради сохранения шкуры, или даже с ума сходили. У себя, на Земле, они досыта ели, носили красивую одежду, ездили на сверкающих машинах, у них впереди была пресная, но безопасная жизнь. А вот Тангу скучать не приходилось – он родился в месте, где человека могут убить за один доллар или даже вовсе бесплатно. Почему бы и нет, если автомат китайского производства можно достать за десятку, а в придачу к нему дают шестьдесят остроносых смертей в паре кривых магазинов? Старший брат загнулся от наркоты, разбавленной какой-то химической грязью, тем самым избежав приближающейся смерти от СПИДа; обе сестры тоже инфицированы и тоже любят дурь; отца солдаты забили прикладами прямо на рынке, найдя у него запретный товар – свежеотрезанные человеческие ступни; мать заглядывает в бутылку и водит в дом разных мужиков, от которых одни неприятности – то украдут последнее, то изобьют всех, кто под руку попадется, то жестоко поимеют сестер и пухлого Танга заодно. Двадцать лет – на его родине это уже почти старость, а у белых ничтожеств – продолжение детства.