Равнодушные - [36]

Все это не нравилось мужу, тем более что Инна Николаевна относилась к нему с презрительным равнодушием и почти не разговаривала с ним. Терпение его истощалось, и он решил показать, что он не тряпка, как она воображает, а мужчина, и серьезно поговорить с женой.

К этому еще подбил его один приятель и сослуживец, господин Привольский.

Давно влюбленный в жену своего друга, слишком невзрачный и ничтожный, чтобы надеяться добиться ее благосклонности, он совершенно неожиданно для самого себя сделался близок с Инной Николаевной в одну из минут мрачного отчаяния молодой женщины. Он подвернулся в эту минуту, и она готова была забыться, слушая его влюбленные речи и мольбы… Эта близость продолжалась два месяца, окончившись так же неожиданно, как и началась.

Инна Николаевна объявила ему, что между ними все кончено и чтобы он не ходил больше к ним.

И Привольский, решивший, что Инна Николаевна порвала с ним из-за Никодимцева, не прочь был ей отомстить, натравив на нее мужа.

Он пригласил друга завтракать. После нескольких рюмок водки и вина Травинский раскис и впал в излияния перед человеком, прежние отношения которого к его жене были, конечно, ему известны. Тогда он терпел их, делая вид, что ничего не замечает, а в эту минуту он точно сожалел, что эти отношения окончены. При них и он пользовался долей счастья и не боялся драмы, а теперь…

И, жалуясь на то, что Инна его заставила переселиться в кабинет и обращается с ним черт знает как, он со слезами на глазах говорил:

— Ты знаешь… я ее люблю… Она легкомысленная и увлекающаяся, но я все-таки ее люблю. Она умнее меня, тоньше, но все-таки она моя жена… Не правда ли? И должна ею быть? За что же я трачу на нее деньги… хлопочу, чтобы ей было хорошо?..

— Будь мужчиной, Лева!.. Покажи свою твердость, Лева!..

— Но что ж мне сделать?

— Выгони Никодимцева. Разве ты не видишь, зачем он так часто бывает? Его посещения компрометируют тебя… О них говорят…

— Но как же это сделать?

— Скажи жене.

— Точно ты не знаешь Инну? Она рассердится.

— Посердится и перестанет. Надо быть мужчиной, Лева!

— Но Инна может оставить меня.

— Не оставила до сих пор и не оставит… Твоя жена бесхарактерная женщина. И она не бросит Леночку.

Травинский согласился с этим и даже пустился в интимные излияния по поводу бесхарактерности своей жены и ее легкомыслия и прибавил:

— А если увезет и Леночку? Что тогда делать?

— Тогда подними скандал. Ты отец, имеешь права. Ты только покажи характер, Лева! Теперь же припугни жену, чтоб она и не думала, что так легко отделаться от мужа, хотя бы и с помощью Никодимцева.

— Чем припугнуть?

— Скажи, что будешь требовать дочь через суд, мотивируя это требование невозможностью поручить воспитание ребенка такой… такой увлекающейся женщине, как твоя жена. Понял? Этого она испугается и согласится на все твои требования. И не соглашайся на развод ни в каком случае. Будь мужчиной, Лева! — повторял друг, готовый присоветовать какую угодно пакость, чтобы только причинить зло отвергнувшей его женщине, имевшей несчастье считать его за сколько-нибудь порядочного человека.

К концу завтрака Травинский был «взвинчен» и ехал домой, полный решимости показать жене, что он мужчина.

II

— Барыня дома? — спросил он у швейцара.

— Дома.

— Был кто?

— Никого не было!

Он особенно сильно подавил пуговку электрического звонка и, сбросив шубу на руки горничной, прошел прямо в комнату жены.

Та лениво подняла глаза от книги и несколько удивилась решительному виду мужа.

О, как противен показался ей этот маленький тщедушный человечек со своим самодовольно-пошлым, торжественным, прыщеватым лицом, покрытым красными пятнами, какие выступали у него всегда после вина. Все в нем казалось отвратительным теперь Инне Николаевне: и этот длинный и красный «глупый» нос, и блестевшие пьяным блеском рачьи темные глаза, и бачки, и взъерошенные усы, и руки с короткими пальцами, и чуть-чуть съехавший набок галстук, и форменный фрак…

Она с брезгливой гримасой опустила глаза на книгу, и в голове ее пронесся вопрос:

«И почему он смеет без спроса входить ко мне?»

И тотчас же появился ответ:

«Потому, что он муж и имеет право на меня!»

Вслед за тем Инна Николаевна почему-то вспомнила чьи-то слова: «Женщина принадлежит тому, кто ее содержит».

Несколько минут муж ходил взад и вперед по кабинету жены, изящно убранной, покрытой ковром комнате с множеством красивых вещей на этажерках и на письменном столе, с цветами и уютным уголком, в котором на маленькой тахте полулежала Инна Николаевна.

Это мелькание начинало раздражать ее.

— Мне нужно объясниться с тобой, Инна! — наконец проговорил муж, останавливаясь около жены.

Она подняла глаза.

— Больше я терпеть не могу…

— Наконец-то! И я не могу… Ты, кажется, это видишь!

— Я все вижу, будь спокойна, и объявляю тебе, что посещения твоего Никодимцева мне не нравятся… Они слишком часты…

— А когда твои приятели посещали меня часто, ты этого не находил?..

— Этого больше не будет… Я не желаю компрометировать свое имя… И ты скажи своему другу Никодимцеву…

— Это еще что за тон? — перебила Инна Николаевна. — Ты, видно, завтракал… Так уходи лучше в кабинет и проспись! — прибавила жена, взглядывая на мужа с нескрываемым отвращением.