Равнение на знамя - [62]
И все погасло. Насовсем.
«…потери наши велики, господин генерал…»
Во время штурма неприятельских завалов на реке Валерик имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника о ее успехах, что было сопряжено с величайшею для него (Лермонтова. — А.Б.) опасностью от неприятеля, скрывающегося в лесу за деревьями и кустами, но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнял возложенное на него поручение с отличным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших ворвался в неприятельские завалы.
Генерал Голофеев.
Из наградного списка поручику Лермонтову
Успеху всего я вполне обязан распорядительности и мужеству поручика Тенгинского пехотного полка Лермонтова и 19-й артиллерийской бригады прапорщика фон Лоер-Лоярского, с коим они переносили все мои приказания войскам в самом пылу сражения в лесистом месте. Оба они заслуживают особенного внимания, ибо каждый куст, каждое дерево грозили каждому внезапною смертью.
Из «Журнала военных действий» отряда генерала Голофеева
Эпилог
Таким беспомощным и даже слабым Кеша себя еще никогда не чувствовал — а искать поддержку и опору у Антона было бесполезно: тот пребывал в том же состоянии. Для обоих это было впервые и оказалось хуже всего пережитого и испытанного. Они так и сидели на лавочке, временами искоса поглядывая друг на друга в надежде, что напарник ворохнется первым. И понимали, что нельзя затягивать до бесконечности.
«Еще раз прокрутим про себя, — думал Кеша, которому хотелось сейчас взвыть по-волчьи. — Мы поднимемся, Инга нам откроет, она уже знает, это не будет для нее неожиданностью, и я скажу… Я скажу… Инга, это не я придумал, это велел генерал, а он никогда не бросает слов на ветер. Никогда. Мы вас никогда не оставим, понимаете? Никогда. Мы сделаем все, что понадобится, мы поможем в чем угодно, я вам даю слово офицера, что у ребенка, когда он родится, в документе будет записан отец, и все, что нужно, мы…»
Можно и так. Можно еще что-то придумать, веское, убедительное, и это будет чистая правда, спецназ никогда не бросает своих. Она поверит и будет права… только я-то, все это стараясь выговорить веско и убедительно, каждую секунду буду помнить, что не нужны ей, по большому счету, все эти слова, и не нужен Герой России (посмертно) майор Уланов В. П., а нужен ей только Вовка Уланов, живой и невредимый, но…
Но его нет. И никогда уже не будет. Сколько фотографий ни перебрали штабисты, не отыскали хоть одну, где Уланов был бы совершенно серьезным. Так что и в музее боевой славы, и на памятнике он, так уж получилось, будет хоть чуточку да улыбаться, и ничего с этим уже не поделаешь.
И уж никак нельзя говорить ей главное: что существует свой, профессиональный счет, способный ужаснуть прекраснодушных гуманистов, но среди профессионалов войны давно принятый и признаваемый без слов. Это печально и жутко, что больше нет ни Уланова, ни Доронина, ни генерала Кареева — но по жестокому большому счету спецназ в очередной раз победил. И хлор на город не пошел, а те, кто был взят, всю оставшуюся жизнь небо будут видеть исключительно в клеточку и никому никогда уже не причинят вреда. Вот главное. Спецназ остался…
— Ну что, господин капитан? — услышал он.
Вздохнул и ответил:
— Надо, господин капитан.
Они поднялись и долго шли к подъезду, до которого было совсем близко — так, словно шагали по скользкому льду или минному полю.
…Есть гипотеза, что прошлое не исчезает бесследно, да и будущее, в общем, уже произошло. Что время — не огонек, ползущий по бикфордову шнуру, а некая линия, вдоль которой в одно и то же время существует и прошлое, и настоящее, и будущее. Правда это или красивая фантазия — неизвестно. Но если правда, то сейчас, именно в этот самый момент, где-то невообразимо далеко отсюда все же сидит перед тусклой свечой совсем еще молодой человек в расстегнутом мундире Тенгинского пехотного полка и привычно держит гусиное перо, и на бумагу ложится:
И это — самый знаменитый офицер российского спецназа.
…и если была бы сила, способная вернуть всех, они наверняка не жаловались бы на неудачный выбор жизненного пути, ничего не хотели переиграть и другой службы не желали бы. Они сказали бы только: помните нас…
Красноярск, сентябрь 2008
