Раунд 1. Любовный нокаут - [19]

Диана сдабривала свои блюда натуральными травами – тимьяном, базиликом, розмарином, добавляла немного чеснока или кайенского перца или какую-то хитрую смесь специй, которую мне надо не забыть записать до отъезда. Она развелась с мужем в тридцать девять лет. Диана рассказала мне, что последний в этом турне поединок произойдет в Нью-Йорке, чему я немало обрадовалась, так как всю жизнь мечтала побывать там.

Назавтра назначили первый из двух боев в Атланте, и всю вторую половину предыдущего дня я провела в арендованном для Реми спортзале, ожидая, когда смогу помочь ему с растяжкой и сделать массаж после тренировок. Это был наш третий вечер здесь, и теперь я уже поняла, что Ремингтон Тейт тренируется как безумный.

В тот день он казался особенно неутомимым.

– По какой такой причине он так выкладывается в этот час? – неожиданно спросил Пит Тренера.

– Эй, Тейт! Хватит уже выпендриваться перед Брук! – крикнул Лупе, и мы услышали смех из противоположного конца зала, где Ремингтон немилосердно лупил изо всех сил боксерскую грушу на пружинах – будь это человек, он давно бы выбил из него душу.

– Гоняю его, гоняю, а он что-то никак не устает, – произнес Лупе, поворачиваясь к нам. Он озадаченно провел ладонью по лысой голове и посмотрел на висящий на шее таймер с еще более угрюмым видом, чем обычно. – Уже девять часов тут прыгаем, а он все еще как огурчик. Вот только не надо на меня так смотреть, Пит. Мы с тобой оба знаем, что это должно было случиться, после того как он…

Они резко повернули головы в мою сторону, словно не хотели говорить в моем присутствии, и я вопросительно подняла брови.

– Вы, очевидно, хотите, чтобы я ушла?

Лупе покачал головой и направился в конец зала, где Ремингтон продолжал самозабвенно колотить по груше, которая моталась в воздухе, как летучая мышь. Каждое движение его рук было предельно выверено, каждый удар попадал точно в центр снаряда, который стремительно отлетал назад. Звуки молниеносно наносимых ударов были ритмичными и гулкими: тадам-тадам-тадам…

– Девять часов тренировок в день – это уже слишком, разве вы так не думаете? Даже семь часов многовато, – произнесла я со своего места у стены, обращаясь к Питу. В тот день мы не соблюдали график четыре-четыре, и я поражалась тому, что этот парень все еще настолько активен и не собирается останавливаться.

Когда я тренировалась, готовясь к Олимпийским играм, я так не выкладывалась, и, честно говоря, столь жесткие тренировки Ремингтона приводили меня в недоумение. В тот день, например, он качал пресс, зацепившись ногами за перекладину и подтягивая торс к коленям, причем делал это с удивительной быстротой и, казалось, без малейших усилий. Он подтягивался на турнике, делал отжимания и множество других упражнений: шаги альпиниста, планку. Прыгал со скакалкой на одной ноге, потом на второй, скрещивая руки и поворачиваясь в разные стороны, так быстро, что я даже не видела веревку, которая ритмично хлестала по полу. После этого он переходил на ринг, где проводил бой с тенью или дрался со спарринг-партнером, а если партнер уставал и сдавался, переходил к тяжеленной боксерской груше или упражнялся с мячом до седьмого пота.

– Ему нравится доводить себя до последнего издыхания, – объяснил Пит, внимательно наблюдая за ним. – Если к концу дня он еще сможет махать кулаками, он устроит тренеру головомойку за то, что не загонял его до смерти.

Реми продолжал заниматься еще в течение часа, постепенно замедляя темп, и когда Лупе свистнул мне, чтобы я подошла, я ощущала себя до предела измотанной только от того, что наблюдала за изнурительными тренировками Ремингтона Тейта.

Каждое его движение выглядело таким первобытно агрессивным, что я невольно приходила в возбуждение.

Даже когда он был в тренировочных штанах и свободной майке, невозможно было не заметить рельефные мускулы его торса под мокрой от пота хлопковой тканью, а полоска голого тела над низко сидящими тренировочными штанами, обтягивающими его узкие бедра, заставляла мои груди наливаться болезненной тяжестью. Боже, что же тогда чувствуют женщины, когда кормят грудью младенца?

Меня бросало то в жар, то в холод. Изо всех сил стараясь подавить эти ощущения, я, еле переставляя ноги, побрела в угол, где Ремингтон стоял, уже сняв майку в ожидании меня. По его торсу текли струйки пота, и я знала, что тело его разгорячено, а перетруженные мышцы требуют отдыха – запасы гликогена в них истощились, уровень глюкозы в крови понижен и, когда я приближусь к нему, меня обдаст волной жара, как от горячего кренделька. При одной мысли об этом мне самой стало невыносимо жарко. Я так мечтала стать реабилитологом, помогать людям восстанавливаться, но такая работа предполагает много телесного контакта, а с таким мужчиной эта задача становилась весьма непростой. И вовсе не потому, что его мышцы намного сильнее и тренированнее по сравнению с моими, а потому, что при прикосновении к его бронзовой от загара коже я словно пьянела. Каждая клеточка моего тела оживала, и все ощущения сосредотачивались в той части тела, которая касалась Ремингтона. Боже, как же я ненавидела себя за потерю самоконтроля в такие минуты!