Растождествления - [13]

Шрифт
Интервал

Результат оказался донельзя эффектным: никакой гражданственности, конечно же, не получили, зато государственность потеряли. Ибо то, что в сегодняшней России носит название властных структур, имеет к государственности не большее отношение, чем коэффициент интеллектуальности к уму. Горбачевский (и ельцинский) лозунг об инициативе на местах они восприняли как указание. И сразу же принялись разгадывать какой–то коварный подвох начальства. В скором времени выяснилось, однако, что никакого подвоха нет. Как нет и никакого начальства. Удав начальства обмяк перед интеллигентными кроликами, начитавшимися немецких и прочих книг и еще раз, только теперь по собственному почину, захотевшими, чтобы «как в Голландии». Демократия в России: обалдевший хозяин и захозяйничавший балда. У него уже начали убивать детей, в первый школьный день, а он всё еще талдычит о свободе слова и правах человека. Я, мол, не согласен с тем, что вы говорите, но я отдам жизнь за ваше право сказать это. В самом деле? Вы бы лучше сказали, кто оплачивает это право. А заодно и другие… Вот Запад, твердыню демократии, уже трясет от этих прав. Здесь додумались даже требовать прав для крыс, собак и свиней. А там, того гляди, парламенты примут конституционную поправку: право на свинство! Что ж, только ленивый не станет здесь террористом, если, конечно, не станет прежде свиньей, потому что террорист в мире демократии работает в режиме наибольшего благоприятствования. Бороться с ним, разумеется, борются, но в рамках законности. Он, вот, кучно стреляет в наших детей, а мы ему грозим диктатурой закона. Представленного чиновниками, продажность которых выглядит чуть ли не единственным абсолютом в мире сплошных относительностей. Посетовал же неугомонный Басаев, что «дошел бы до Москвы, да денег не хватило».

Ну вот и доехали. Кажется, еще ни один террорист не назначал вознаграждения за голову главы государства. То, что голова Путина оценена объявленным вне закона бандитом, есть чисто знаковый ход стирания границы между легитимностью власти и иллегитимностью террора. Похоже, Басаев больше годится на роль Моби Дика, чем Путин на роль Ахава. Очевидно одно: если с властью можно вести себя так, значит это не власть, а симуляция власти. Власть наказывает. Власть — это прежде всего неотвратимость наказания. В присутствии власти даже иное молчание может показаться слишком громким. «Государь, — сказал однажды Людовику XVI маршал Ришелье, свидетель трех царствований, — при Людовике XIV не смели проронить ни слова; при Людовике XV говорили очень тихо; при Вашем же величестве говорят громко». Вот и при Путине что–то раскричались. Даже пенсионер Бжезинский забрызгал из Америки слюной о «московском Муссолини». Кремль–де сжимает кулак. Но кулак мало сжать, кулаком надо еще и ударить. Вот Муссолини им и ударял, да так, что в сицилийском Корлеоне шепотом разговаривали. А здесь впечатление таково, будто за пять лет правления молодого, энергичного президента не провинился ровным счетом ни один чиновник. Их вообще не наказывают. Их даже не снимают. Их — перемещают. А они наглеют. Ну и чего же стоит взведенный курок, если свело палец! Неужели всё идет к концу, который, чтобы не стать концом, должен повторить начало? «Земля наша богата и обильна, да порядка в ней нет. Придите и володейте нами». Только вот как бы не пришлось, за отсутствием варягов, обратиться к чеченцам. Использовать сумму, назначенную за голову Масхадова, на его пиар и просить его взять в свои руки судьбу России. В надежде, что его–то уж не смутит готовность Гайдара и его команды отдать свои жизни за право журналиста Бабицкого наслаждаться зрелищностью отрезываемых солдатских голов. Единственным условием было бы: голова Басаева.

Базель, 14 октября 2004 года.

Ничейная власть

Опубликовано в бернском журнале «Gegenwart. Zeitschrift fur Kultur, Politik, Wirtschaft», Nr. 3/2005. Русский перевод (с изменениями и дополнениями) вышел в журнале «Политический класс», март 2006

Наше время имеет все основания гордиться своими достижениями. Оно расточительно празднует победу над властью. Похоже, ни в одном другом столетии власть не возносилась на такие высоты, но и ни в каком другом не опускалась до столь низкого уровня, как в ушедшем ХХ-м. Мы сопоставляем обе половины названного века и делаем выводы. Если первая половина изобилует шедеврами тоталитаризмов и диктатур, то вторая стоит под знаком продуманной и систематически осуществляемой деструкции всякого рода вертикального господства. В политической теологии стран–победительниц 1945 года родине Гегеля и Гёте отводилась роль парадигмального зла. «Убей немца!» — под этим знаком миролюбивый мир viribus unitis усмирял осатаневшую Германию; вместе с немецким злом полагали выкорчевать сорняк зла как такового. Богопослушные потомки кромвелевских roundheaded инсценировали библейские сцены, обрушивая с воздуха огонь и серу на нечестивые германские города; мы бы не удивились, узнав, что, нажимая на спусковые кнопки, они распевали псалмы. Понятно, что в этом походе праведных против среднеевропейских гуннов годились все средства: в разнемечиваемом мире Ялты и Потсдама душеприказчики Локка и Джефферсона сидят за одним столом с коммунистическими наследниками Орды. По существу, убийство Германии — с воздуха и суши — было абсолютной миротворческой акцией, в проведении которой западные гроссмейстеры успешно перенимали опыт сибирских шаманов и кавказских ведьмаков.


Еще от автора Карен Араевич Свасьян
Гёте

Книга посвящена одному из крупнейших мыслителей второй половины XVIII — начала XIX века. Особое внимание в ней уделяется творческой биографии мыслителя. Философское и естественнонаучное мировоззрение Гёте представлено на фоне духовного развития Европы Нового времени.Для широкого круга читателей.


Книга-мистерия

Удивительная книга, после которой — скажем мы в стиле Ницше — неприлично уже в наш век знания не быть христианином. Книга, ставшая жизнью и подтвержденная каждым биением жизни написавшего ее человека. Любителям всяческих магий и не снилась такая магическая власть, которая царственно просвечивает через каждую ее страницу: вершина, достигнутая тут, — та самая, с которой только и открываются «все царства мира и слава их». Мне приходит в голову невозможный, но еще раз эвристически оправданный вопрос: а что, если свобода, сотворенная в этой книге, не была бы христианской? Ответ — по уже неотвратимой аналогии — приходит сразу: тогда бы это был Иисус, не тронувшийся к Иордани, и значит, Иисус, отказывающийся осуществить впервые мистерию слов: «Не я, но Христос во мне»; наверняка и ему раздался бы голос: «Сей есть Сын Мой возлюбленный», только голос этот принадлежал бы уже не Отцу… И еще одно, на этот раз, впрочем, вполне возможное сравнение: образ царя-мага, ведомого Рождественской звездой и возлагающего дары к ногам только что рожденного младенца… Эта книга, философия свободы — по сути магия свободы — и стала таким даром, поднесенным самым свободным духом земли восстающему в Космосе эфирному Христу.


О конце истории философии

Лекция прочитанная в МГУ им. Ломоносова в 25 мая 2005 г. "Философии по большому счету, — нет. Исчезли философские проблемы. Философия была всегда последовательностью проблем, а сейчас этого вовсе нет. Все эти Деррида склонированы с Хайдеггера, которому принадлежит честь быть первым дезертиром западной философии. Великую и трагическую работу мысли более чем двух тысячелетий он свёл просто к какой-то аграрной мистике. Гуссерль именно этому ужаснулся в своем талантливом ученике. Хайдеггер — это что-то вроде Рильке в философии.


Дискурс, террор, еврейство

Усваивая азы конкретного мышления, мы начинаем едва ли не с того, что отучиваемся на скорую руку априоризировать понятия и привыкаем пользоваться ими сквозь окуляр различных "жизненных миров". У рыночных торговок в Афинах, судачивших о Демосфене и Изократе, отнялся бы язык, приведись им однажды услышать слово идея в более поздней семантике, скажем из уст Локка или Канта. Равным образом: никому не придет сегодня в голову выразить свое восхищение собеседником, сказав ему: "Вы, просто, ну какой-то психопат!", что еще в конце XIX века, после того как усилиями литераторов и модных психологов выяснилось, что страдают не только телом, но и "душой", могло бы вполне сойти за комплимент.


Философское мировоззрение Гёте

Автор в своей работе пытается переосмыслить творчество Гете, важность его литературного наследия для мировой культуры.Гете-поэт как функция переменного значения, охватывает целый класс проявлений этой личности: поэт-философ, поэт-естествоиспытатель. Но что бы он не делал, чем бы ни занимался, он прежде всего и во всем поэт.


Загадка истории философии

Рудольф Штейнер, «Загадки философии». Опубликовано в журнале «Вопросы философии», 12/2002.


Рекомендуем почитать
Ценность и бытие

Н.О.ЛосскийЦЕННОСТЬ И БЫТИЕБОГ И ЦАРСТВО БОЖИЕ КАК ОСНОВА ЦЕННОСТЕЙПариж: YMCA-PRESS, 1931.


Формирование средневековой философии. Латинская патристика

Книга представляет собой первое в советской литературе исследование философии эпохи возникновения и утверждения христианства в Западной Европе. Привлекая богатый, по большей части не освещенный в нашей литературе материал, автор на широком культурно–историческом фоне анализирует философские, эстетические и социально–политические концепции этого периода, прослеживает их влияние на философскую мысль средневековья. С наибольшей полнотой раскрыты взгляды Августина и Боэция — мыслителей, оказавших прямое воздействие на философскую культуру Запада.Книга адресована специалистам–философам, а также всем изучающим позднюю античную и средневековую философию.


Смысл Земли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Отблески Света. Православное богословие красоты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рецензия на книгу "Складка. Лейбниц и барокко"

Рецензия на книгу Делез Ж. Складка. Лейбниц и барокко.


Возвращённые метафизики: жизнеописания, эссе, стихотворения в прозе

Этюды об искусстве, истории вымыслов и осколки легенд. Действительность в зеркале мифов, настоящее в перекрестии эпох.