Расточитель - [21]

сделал".

Пойду им в ноги кинусь... ведь осудят... (Прислушивается.) Калина Дмитрич говорит! (Падает на колени.) Великий господи! когда судили Гуса, соловей запел, и чье-то сердце дрогнуло от этой песни, - неужто же их и человеческое слово не тронет!

Слышен вдруг громкий шум снаружи и голоса: "Врешь! знаем мы! ты не учитель нам: нас Фирс Григорьич не обманет". Свист, гам и озлобленные крики: "Вон мускательщика! Вон Дробадонова!" Несколько рук вталкивают сильно

растрепанного и помятого Дробадонова в двери.

ЯВЛЕНИЕ 11

Молчанов и Дробадонов.

Дробадонов (в совершенно разорванном сюртуке влетает на сцену от сильного толчка сзади). Ух! (Оправляется.)

Молчанов (быстро вставая и схватывая Дробадонова за руку). Что?

Дробадонов. Опека.

Молчанов падает в обморок. Дробадонов поднимает Молчанова, расстегивает его

жилет и дает ему со стола стакан воды.

ЯВЛЕНИЕ 12

Те же и служанка.

Служанка (вбегая на стук от падения Молчанова), Что это здесь упало, Калина Дмитрич?

Дробадонов. Что упало, то подняли.

Служанка. Что ж тут случилось?

Дробадонов. Деревня мужика переехала. Пошла, принеси мне иголку с ниткою, да поздоровее.

Служанка уходит.

ЯВЛЕНИЕ 13

Те же и Князев (входит с палочкою) и все, которые выходили с ним на суд,

кроме женщин.

Князев (тихо Колокольцову). Обирайте руки-то, не расходившись.

Колокольцов. Не расходитесь, господа! Прошу сейчас же подписать приговор!

Минутка кладет бумагу на стол, и начинается подписыванье. Подписавшиеся отходят и садятся. Молчанов в это время поднимается, открывает глаза и сидит

в остолбенении.

Князев (на авансцене). Про что ведь говорил?.. Молчанов-то, я говорю, про что говорил? Смех! Ха-ха-ха! Только задень их, сейчас дурь замелят. Даже про историю... Ну скажите вы, пожалуйста, кто же этой парши у нас бояться станет?.. Сам себя осудил! (Вынимает из кармана маленькую бонбоньерку, достает из нее пастилку, и сосет.) А Дробадонов-то как было вырвался... Хи-хи-хи... Нет, это, брат, не то! Тебя за добродетели твои, за справедливости могут чтить, кто хочет... а тут на голодном брюхе музыка построена, а не на справедливости... Хе-хе... Я слово чуть одно сказал, а подголоски подхватили, что ты корысть имеешь в том, чтоб стали фабрики, ну и... на кулачьях вынесли... Но он уж начал не жалеть и самого себя: такие люди в обществе негодны. (Сердито оборачивается и громко.) Купец Калина Дробадонов!

Дробадонов (подписываясь). Пишет.

Князев (с иронией). Что? от мира, видно, не прочь.

Дробадонов (кладя перо). На мир не челобитчик.

Князев. А? (Подходит и смотрит в бумагу.) Опять "кипец". (Минутке.) Читай!

Минутка (берет бумагу). "1867 года, мая..."

Князев. Не все, а суть одну читай.

Входит служанка и подает Дробадонову иголку с длинной белой ниткой. Дробадонов садится на видном месте и начинает зашивать свой разорванный

народом сюртук.

Минутка. Мм... м... м. "А посему приговорили: признать его, Ивана Молчанова, на основании всего вышеизложенного, злостным расточителем

Молчанов быстро приподнимается.

и, в ограждение разрушаемого им благосостояния жены своей и двух малолетних детей, устранить его от права распоряжения своим имуществом и сдать оное в опеку благонадежным людям..."

Молчанов (перебивая). Что? что такое?

Князев. В опеку. В опеку тебя приговорили,

Молчанов. Нет! Этого не может быть!

Князев (сося пастилку). Ну да, не может.

Молчанов. Да где ж был этот суд?

Князев. Вот видишь, за руганьем-то ты не видел, как и овин сгорел.

Молчанов. Тут разговоры одни шли.

Князев. А разве в чем же суд, как не в разговоре? Ты все парламентов смотришь; а у нас это просто.

Молчанов (перебивая). За что же, господа!.. За что в опеку? Помилуйте! мне тридцать лет...

Князев (ворочая во рту пастилку). Хотя б и триста; а мир тебя ребенком признал.

Молчанов. Господа!

Все тупятся и смотрят на Князева.

Фирс Григорьич! За что ты целый век меня преследуешь? Пусти меня на волю - я уйду! Или ты, может быть, униженья моего хотел?.. (Падает перед ним на колени.) Смотри, я здесь при всех перед тобою на коленях... прости меня... прости меня... в моей перед тобою невинности! прости! (Кланяется в землю.)

Князев (проглатывая конфетку). Вот так-то бы давно, сынок! Не гордыбаченьем у старых людей берут, а почтением. А вы все, молодость, цены себе нынче не сложите. Мы, дескать, честь свою и гордость выше всего ставим; а все это вздор, ваши и честь и гордость! Пока лафа вам - ходите, как павы, хвост раскинувши, а сунет вас клюкою хороший старичок - и поползете жабами. Нехорошо так, друг!.. Ведь вот теперь смирился пылкий Шлипенбах - стоишь передо мною на коленях, и в этом умный человек тебя не покорит. Ты знаешь, перед кем стоишь; не пню почтенье отдал. (Кладя ему на голову руки.) Ну, бог тебя простит. Теперь вот попроси людей, чтобы тебя простили за грубости.

Молчанов. Простите. Я себя не помнил!

Все (разом). Бог простит.

Князев. Нельзя так, друг, не помнить. Ну да уж это прощено. (Минутке.) Читай, Минутка!

Минутка. "И опекунами к имению Молчанова назначить жену его Марью Парменовну и с нею вместе соопекуном отца ее, купца Пармена Мякишева; а как сей Мякишев на сходе от такой обязанности отказался, то вместо его (откашлявшись) поручить сию должность с полною за целость имущества ответственностию