Рассвет в 2250 году - [35]

Форс слышал лишь топот ящериц, потом заметил, что склоны оврага ожили от них. Они красно-коричневым ковром двигались к месту бойни. Форс облизнул сухие губы. Не удастся ли ему связаться с ними, побудить их использовать лежащий неподалеку нож, чтобы перерезать его путы? Его руки онемели от омертвления, да и ноги тоже. Долгое время он колебался, а ящерицы тем временем столпились вокруг убитых, их тонкий свист эхом раздавался среди скал. Затем Форс решил издать хриплый звук, который только и были способны издать его пересохшее горло и еще более пересохший рот. В ответ на это произошло молниеносное движение, головы всех ящериц обернулись к нему, и холодные жестокие глаза стали оценивающе осматривать его. Он снова сделал попытку заговорить, а Люра беспомощно лягалась, стараясь освободиться. Несколько ящериц отделились от толпы, их украшенные гребнями головы пригнулись, когда они начали совещаться. Затем вперед двинулся отряд этих существ. Форс попытался приподняться. Затем настоящий ужас потряс его. В каждой из своих передних четырехпалых лап они что-то несли — это были ветки, густо усеянные шишками!

— Нет! Друг! Я — друг! — дико бормотал он. Ящерицы не понимали этих слов, и их молчаливое угрожающее наступление продолжалось. Остановило же их нечто другое — шипение, раздавшееся с какой-то точки на склоне позади беспомощного горца. Словно там свернулся гигантский прадед всех змей, негодуя на то, что его потревожили. Для ящериц это шипение что-то значило. Они остановились чуть ли не в полушаге, их нитевидные языки сновали взад и вперед, их неровные гребни на головах застыли и поднялись, налившись темно-красным цветом. Загремели камни, катясь вниз. Форс отчаянно старался повернуть голову, чтобы увидеть, кто или что там идет. Старания Люры освободиться резко усилились, и он гадал, не может ли он перекатиться к ножу, который пока что находился вне пределов его досягаемости. Хотя руки его онемели, он, может быть, сумеет перепилить путы кошке. Одна из ящериц выдвинулась вперед, опередив других своих сородичей из стаи, все еще держа наготове свое копье из колючек. Ее чешуйчатое горло раздулось, и раздалось ответное шипение. Ответ на это пришел без промедления, а потом послышались три слова, от которых сердце горца бешено заколотилось.

— Ты можешь двигаться?

— Нет. И берегись! В шарики, которые лежат на земле, воткнуты ядовитые шипы.

— Я знаю, — спокойно ответил Эрскин.

Эрскин зашипел в третий раз. Ящерицы отступили, оставив своего вожака в одиночестве, подобравшегося и настороженного. Затем Эрскин оказался рядом, нагнулся, чтобы рассечь путы обоих пленников. Форс попытался приподняться на рычагах отказывающихся повиноваться ему омертвелых рук.

— Не… могу… этого… сделать…

Эрскин растер его опухшие и раздутые лодыжки. Пытку от того, что кровь начала снова циркулировать по рукам и ногам, с трудом можно было вынести без крика. Казалось, прошла всего лишь секунда, прежде чем Эрскин поднял его на ноги и подтолкнул к заднему склону оврага.

— Лезь туда…

В этом приказе слышалась настойчивость, которая заставила Форса лезть вверх, несмотря на его состояние. Люра тащилась впереди него. Он не смел терять времени на то, чтобы оглянуться. Он мог только вложить все свои силы в задачу которую поставил перед собой: забраться наверх. Если бы подъем был круче, он не смог бы сделать этого. И так получилось, что Эрскин догнал его и тащил последние несколько шагов. С руки Эрскина свисал пояс Форса, нож и меч были в своих ножнах. Эрскин задержался, чтобы подобрать их. Никто из них не терял времени на болтовню, Форс был рад, что ощутил под своими ногами высокую траву, а затем он упал, и на его обожженную руку брызнула вода. Он не знал, сколько прошло времени, пока он пришел в себя, но понял, что Эрскин пытается влить в его горло какой-то отвар. Он жадно глотал его, пока глаза снова не закрылись и он не погрузился в сон против своей воли.

— Как ты сумел нас вытащить? — много часов спустя Форс лежал уже гораздо удобнее. Подстилка из папоротника и листьев деревьев под ним казалась ему невероятно мягкой, а Эрскин сидел по другую сторону костра, делая древко для короткого охотничьего копья.

— Это было довольно легко… когда исчезли Чудища. Я расскажу тебе все прямо и правдиво, брат, — зубы южанина бело и весело сверкнули на его темном лице. — Если бы они были еще живы, эта авантюра могла закончиться совсем иначе.

— Когда я очнулся в этом лесу и обнаружил, что ты исчез, я сперва подумал, что ты пошел на охоту — на поиски воды, еды или чего-нибудь другого. Но в душе я не был в этом уверен. Я поел — здесь водятся кролики — жирные, глупые и непуганые А вон там течет ручей. Мое беспокойство все возрастало, так как я знал, что, имея поблизости еду и питье, ты бы не ушел от меня и не пропал на столь долгое время. Поэтому я вернулся обратно по нашему следу.

Форс изучал свои опухшие руки, лежащие на груди, руки, которые все еще были пурпурно-голубыми, и их очень кололо. Что бы произошло, если бы Эрскин не вернулся обратно?

— Идти по этому следу было очень легко. И там я нашел место, где прятались Чудища, чтобы наброситься на тебя. Они ничего не сделали для того, чтобы скрыть свои следы. По моему мнению, они боятся очень немногого и не считают нужным быть осторожными. Так я наконец и достиг Оврага Ящериц…