Рассвет - [60]

В нем были газетные вырезки… газетные вырезки о моем похищении!

Забыв о том, что мне надо подготовиться к обеду, я с головой погрузилась в эти вырезки. Все отчеты были одинаковыми, они сообщали ни больше и ни меньше того, что уже было известно. Фотографии папы и мамы вместе с фотографиями моих настоящих родителей, сопровождаемые статьями. Я вглядывалась в их молодые лица, искала ответы, пыталась понять, что все они чувствовали.

Читать о себе самой, о моем похищении… Это было странно. Часть меня еще по-прежнему не хотела верить, что папа и мама совершили такую ужасную вещь. Но вот в моих руках доказательства. Больше нельзя было отрицать то, что произошло.

– Значит, вот ты где! И что ты здесь делаешь? – послышался стальной шепот.

В этом голосе было невозможно ошибиться. Пораженная, я так и села на пол, газетные вырезки рассыпались. Я обернулась, и кровь застыла у меня в жилах, когда я увидела разъяренную бабушку Катлер.

– Я задала тебе вопрос, – шипела она, – что ты тут делаешь?

– Я просто смотрела, – ответила я.

– Смотрела? Просто смотрела? Ты не хочешь сказать, что выглядываешь! Как ты смеешь рыться в вещах, которые тебе не принадлежат, – она с возмущением фыркнула. – Я не должна была удивляться этому. Тебя вырастили воровка и похититель.

– Не говорите таких вещей о маме и папе, – сказала я, немедленно встав на их защиту.

Бабушка Катлер не обратила на это никакого внимания.

– Посмотри на этот беспорядок! Беспорядок? Какой беспорядок? Сундуки были всего лишь открыты. Их содержимое было так же аккуратно уложено, каким я его нашла. Все, что требовалось, это всего лишь закрыть крышки.

Я хотела возразить ей, но одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы я изменила свое намерение. Ее лицо побагровело, она едва контролировала себя.

– Я очень сожалею, – сказала я, нервно играя жемчужинами, которые решилась надеть этим утром. Когда я проснулась, я вдруг поняла, что очень скучаю по маме, больше, чем обычно. Надев этот жемчуг, я почувствовала себя лучше. Я понимала, что этим нарушаю обещание, данное самой себе, но ничего не могла с этим поделать. Кроме того, я могла носить жемчуг, скрыв его под своей блузкой. Маме было бы приятно видеть, что я ношу их.

Глаза бабушки Катлер неожиданно расширились.

– Где ты это взяла?

Пораженная, я смотрела на нее, задрожав, когда она придвинулась.

– Взяла что? – Я не понимала, о чем она говорит.

– Этот жемчуг! – прошипела она.

В изумлении я посмотрела на жемчужины.

– Этот? Они всегда были у меня. Они принадлежали моей семье.

– Лжешь! Ты украла их, разве не так? Ты нашла этот жемчуг в одном из этих сундуков.

– Вовсе нет! – с жаром ответила я. Как смела она обвинять меня в воровстве. – Этот жемчуг принадлежал моей маме. Мой папа дал мне надеть на вечер, на концерт. – Я гневно посмотрела на бабушку, хотя внутри меня все содрогалось. Она не запугает меня. – Этот жемчуг мой.

– Я не верю тебе. Ты никогда не носила его раньше. Если он такой особенный, – фыркнула она, – то почему я впервые вижу его на твоей шее?

Я было собралась ответить, когда бабушка Катлер бросилась ко мне. Со скоростью молнии она ухватилась за жемчуг, чтобы сорвать его с моей шеи. Прекрасный мамин жемчуг, каждая жемчужина закрепленная отдельно, не рассыпался и не разорвался. Но он пропал… Она триумфально держала его в руке, зажав кулак.

– Теперь он мой!

– Нет! – закричала я, вскочив на ноги и схватив ее за руку. – Отдайте его! – Я не могла потерять мамин жемчуг. Не могла! Это было все, что у меня оставалось от нее после того, как бабушка Катлер с ненавистью разорвала ее фотографию. – Я говорю вам правду. Я клянусь в этом.

Бабушка Катлер злобно толкнула меня так, что я свалилась на пол. Я упала на пыльный пол плашмя, и у меня заболело все тело.

– Никогда больше не смей подымать на меня руку! Ты поняла?

Дерзко глядя на нее, я отказалась отвечать. Мое молчание только взбесило ее еще больше.

– Ты поняла? – повторила она, схватив меня за волосы и больно дернув. – Когда я задаю тебе вопрос, я жду ответа.

Слезы хлынули из моих глаз, я отчаянно пыталась высвободиться, но у меня ничего не получалось. Но я не должна доставить бабушке Катлер удовлетворения. Я не доставлю!

– Да, – сказала я, стуча зубами. – Я поняла.

К моему изумлению, этот ответ вернул ее в какой-то степени к нормальному состоянию. Она отпустила мои волосы…

– Хорошо, – процедила она. – Хорошо. – Она взглянула на открытые сундуки. – Приведи здесь все в тот порядок, в каком все нашла.

Она подняла упавшие газетные вырезки.

– Это будет сожжено, – сказала она, кинув на меня так знакомый мне взгляд.

– Вы знаете, что я говорю правду. Вы знаете, что этот жемчуг принадлежал Салли Джин Лонгчэмп.

– Я не знаю ничего, кроме того, что я не видела этот жемчуг с того дня, когда ты пропала.

– Что вы говорите? – задохнулась я. Она самодовольно взглянула на меня.

– А что ты думаешь, я говорю?

– Этот жемчуг принадлежал моей маме, – закричала я. – Принадлежал ей! Я не верю тому, что вы говорите, не верю!

– Я всегда верила в правду, Евгения. Салли Джин и Орман Лонгчэмп украли этот жемчуг. Нельзя опровергнуть этот факт, точно так же нельзя отвергнуть тот факт, что они украли тебя.