Рассуждения о религии, природе и разуме - [97]
либо чтобы бог в необходимый момент заставил вытянуться мою руку без участия в этом действии моей души;
либо, имея в виду общую волю души, направленную на то, чтобы воспрепятствовать падению тела, он должен включить в эту волю частное средство ее выполнения и заставить меня вытянуть руку;
либо он должен внушить моей душе частное побуждение вытянуть руку, без того чтобы она знала, почему она это делает;
либо он должен был ей дать в целом, в определенных случаях, предрасположение к тому, чтобы стремиться с помощью частных побуждений сберечь свое тело, но при этом она не знает точно ни того, почему это ей помогает, ни того, почему она к этому должна стремиться.
Этот четвертый случай явно таков же, как и третий, и потому надо учитывать всего только три случая.
В первом случае я вытянул бы руку и во сне: ибо для этого воздействия бога и для его намерения меня сохранить безразлично, сплю ли я или нет.
Во втором случае может быть тысяча других происшествий, столь же настоятельно требующих тех же оснований, по которым бог включал бы частные средства в мои общие волевые импульсы.
В третьем случае я бы бесспорно помнил, что хотел вытянуть руку, ибо я не могу меньше помнить о частном побуждении, внушенном мне богом, чем о том, которое есть у меня от природы.
Если по поводу этого третьего случая вы мне скажете, что привычка либо скорость действия стирают память о нем, я воспользуюсь теми же самыми основаниями и стану утверждать, пользуясь другим методом, что у меня могло быть частное побуждение; и тогда станет ясным, что не вспоминать о своем частном побуждении — это еще не доказательство того, что его не было, а следовательно, и не доказательство того, что действие мое было инстинктивным.
Общая и самая большая несообразность всего этого состоит в том, что бог должен исключить при этом все общие законы и действовать по законам частным. Но с какой целью? Ради моей сохранности, потребовавшей бы бесчисленного количества других вполне обоснованных исключений, которых бог никогда не делал.
Следовательно, речь идет здесь вовсе не об инстинкте как о чем-то дополняющем мой разум; и т. д. Лишь определенный род разума блюдет мою сохранность.
Но что же означает это движение, которым я вытягиваю свою руку?
Я предполагаю, что, когда у души есть общий план действий, она наугад пробует многие частные средства, дабы его осуществить.
Если я хочу пустить стрелу из лука, не имея при этом наставника, я буду наугад пробовать различные положения руки и головы, раньше чем найду такое положение, которое лучше всего позволит мне точно выстрелить.
После того как я найду это положение, я всегда буду его соблюдать; в тот момент как мне понадобится пустить стрелу, я придам моей руке и голове это положение, не думая об этом.
Если это положение дастся мне с самого начала и я с первого раза точно попаду в цель, я сохраню его навсегда еще легче; я приобрету привычку к нему моментально.
Разве можно здесь сказать, что бог даровал мне инстинкт стрельбы из лука?
Если бы я обладал только общей волей и наугад бы пробовал различные частные средства ее осуществления, все равно необходимо было бы, чтобы что-то определяло одно из средств как более полезное, чем другое: но этим «что-то» может быть только механическое предрасположение, иначе говоря, способность наших жизненных духов с большей легкостью течь в каком-то одном направлении, чем в другом.
Таким образом, то, что вызывает движения, называемые инстинктивными, есть не что иное, как следующее: душа, имеющая общую волю к тому, чтобы что-нибудь делать, наугад выбирает первое средство, которое ей представляется; притом это средство, которое в силу механического предрасположения представляется ей первым, и является как раз наиболее пригодным к тому, чтобы выполнить намерение души. Легко понять, что после этого она всегда будет пользоваться им в подобных случаях, причем настолько поспешно, что она может иметь частное побуждение использовать это средство и потом об этом не помнить.
Не всегда получается так, что, когда душа пользуется наугад каким-нибудь средством, ей первым представляется именно то средство, которое наиболее пригодно для выполнения ее замысла.
Когда я перехожу реку по узкой дощечке, общая воля моей души — помешать мне упасть в реку; но душа моя не знает для этого частных средств. Она ищет их наугад, и первое, которое представляется ей, это шарить то одной, то другой рукой в поисках опоры, а именно это и приводит к падению.
Предположим человека, грезящего на ходу и встречающего на своем пути кол, образ которого запечатлевается в его глазу; однако от него он не отскакивает, поскольку совершенно не обращает на него внимания.
Человек этот не отскакивает от кола, хотя кол этот резко воздействует на его зрительный нерв, возбуждает его мозг, и т. д.
Итак, отскочить от кола — это действие, вовсе не являющееся механическим следствием возбуждения, вызываемого колом в глазу, и т. д.
Между тем совершенно очевидно, что, если бы человек думал об этом коле, он мог бы от него отскочить.
Таким образом, он не может от него отскочить, если он о нем не думает.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Книга посвящена жизни и творчеству видного французского философа-просветителя Э. Б. де Кондильяка, представителя ранней, деистической формы французского материализма. Сенсуализм Кондильяка и его борьба против идеалистической метафизики XVII в. оказали непосредственное влияние на развитие французского материализма.Для широкого круга.
«…У духовных писателей вы можете прочесть похвальные статьи героям, умирающим на поле брани. Но сами по себе «похвалы» ещё не есть доказательства. И сколько бы таких похвал ни писалось – вопрос о христианском отношении к войне по существу остаётся нерешенным. Великий философ русской земли Владимир Соловьёв писал о смысле войны, но многие ли средние интеллигенты, не говоря уж о людях малообразованных, читали его нравственную философию…».
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.