Рассуждения о религии, природе и разуме - [89]
Отсюда он делает вывод, что это отдаление не может быть учрежденной [богом] причиной движения и случаем, который детерминировал бы решение бога придать движение данным телам. Во всем этом он совершенно прав. При втором предположении автор находит, что тела А и Б могут столкнуться между собой и что это не может случиться без того, чтобы в момент столкновения не произошло изменение [в их движении], каким бы это изменение ни было.
И снова он совершенно прав.
Необходимость такого изменения, продолжает он рассуждать, возникает не в результате божественного произвола, ибо, согласно предположению автора, бог продолжает в это время передвигать А и Б прежним образом, если ничто вне его этому не противодействует: необходимость изменения проистекает из природы тел — точнее, из их непроницаемости.
И это верно.
Итак, заключает он, существует естественная связь между природой тел А и Б и изменением движения, какого бы рода это изменение ни было. Природа тел, или их столкновение (что в конце концов одно и то же), является, таким образом, истинной причиной, а не случайным поводом перемены в [движении].
Здесь-то и кроется ошибка. Конечный вывод отвергается, и это приводит почти к двусмысленности: ведь кажется, будто автор утверждает, что причина может быть случайной, в силу противоположности действенной причине, лишь в том случае, когда во власти учредителя есть абсолютная возможность воспользоваться случаем или же не воспользоваться им — каким бы образом то и другое ни происходило. Но мы понимаем это иначе. Для того чтобы какая-либо причина считалась только случайной, достаточно, чтобы она не производила действия и достигала бы лишь детерминации этого действия через действие другого агента; хотя в конце концов причина эта такого рода, что, если агент позволяет ей детерминировать себя к какому-либо действию, он обязан к нему приноровиться и модифицировать свою потенцию в соответствии с этой причиной. Поэтому вполне возможно, что толчок или, иначе говоря, природа тел окажется случайным поводом для передачи движения (и ничем больше), и бог будет обязан ввиду такого случая передвинуть тела определенным образом. Если мы допустим пустое пространство и повеление бога, с помощью которого он пожелал бы передвинуть тела А и Б, ибо ничто вне его этому бы не препятствовало, мы поймем, что два тела могут вечно приводиться в движение совершенно единообразным способом — всегда по прямой линии, одно, например, в восточном направлении, другое — в западном. Но если бог передвигает их одно по направлению к другому, дабы они в определенном пункте встретились, ему необходимо принять решение либо остановить их оба, либо вообще не останавливать в момент их встречи: здесь нет никакой загвоздки, поскольку два этих термина противоречивы. Если бы он принял решение продолжать передвигать эти тела, необходимо следовало бы, чтобы они передвигались либо рядом друг с другом (под этим подразумевается и положение «верх — низ»), либо отскакивали бы одно от другого, либо, наконец, чтобы одно из них толкало перед собой другое. Но каким бы образом это ни происходило, непременно наступит изменение [в характере движения] — по причине непроницаемости материи.
Почувствует ли при этом бог, что тело является истинной причиной продолжающегося движения тел А и Б? Вовсе нет. Другого заключения быть не может, разве только надо сказать, что, поскольку тела по своей природе непроницаемы, это служит для бога детерминацией к продолжению движения скорее в одном направлении, чем в другом.
Мы никогда не утверждали, приписывая одному только богу непосредственный принцип и реальное производство движения, что он может при любых предположениях устанавливать всевозможные законы: ибо здесь заключено противоречие, состоящее в том, что при условии абсолютной заполненности пространства и при том, что материя никогда не выходит за пределы мира, бог создает закон, согласно которому он постоянно передвигает тела по прямой линии.
Все известные нам случайные поводы показывают, что, не отнимая у действующих причин ничего из их активности, они принуждают их действовать определенным образом. Колокола и трубы дали людям случайные поводы к тысячам действий: но следует ли из этого, что люди могут с одинаковым успехом пользоваться и колоколами и трубами?
Добавлю, что, если бы рассуждение автора было правильным, из него вытекало бы, что встречающаяся на пути река производит [изменение] движения в путешественнике, который покидает в этом месте прямой путь, для того чтобы поискать переправу — мост или какое-либо судно: ибо в этом примере имеет место все то, что мы видим при столкновении тел А и Б. Когда эти два тела сталкиваются, в них происходит некоторое изменение. Происходит оно и в путешественнике, встречающем на своем пути реку; и тем не менее река эта не является действенной причиной движения путешественника: она всего-навсего служит ему детерминацией к тому, чтобы он применил свои движущие силы (я разумею здесь общераспространенное учение) для принятия иного направления своего движения. Собственно, то же самое делают сталкивающиеся между собою тела. Их столкновение служит для бога, передвигающего тело, сталкивающееся с другим телом, детерминацией к тому, чтобы применить свою двигательную потенцию иным — в сравнении с прежним — образом: например, применить ее так, чтобы сразу приложить ее к обоим телам — толкающему и испытывающему толчок, — или так, чтобы придать толкающему телу иное направление.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
Русская натурфилософская проза представлена в пособии как самостоятельное идейно-эстетическое явление литературного процесса второй половины ХХ века со своими специфическими свойствами, наиболее отчетливо проявившимися в сфере философии природы, мифологии природы и эстетики природы. В основу изучения произведений русской и русскоязычной литературы положен комплексный подход, позволяющий разносторонне раскрыть их художественный смысл.Для студентов, аспирантов и преподавателей филологических факультетов вузов.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
Книга посвящена жизни и творчеству видного французского философа-просветителя Э. Б. де Кондильяка, представителя ранней, деистической формы французского материализма. Сенсуализм Кондильяка и его борьба против идеалистической метафизики XVII в. оказали непосредственное влияние на развитие французского материализма.Для широкого круга.
«…У духовных писателей вы можете прочесть похвальные статьи героям, умирающим на поле брани. Но сами по себе «похвалы» ещё не есть доказательства. И сколько бы таких похвал ни писалось – вопрос о христианском отношении к войне по существу остаётся нерешенным. Великий философ русской земли Владимир Соловьёв писал о смысле войны, но многие ли средние интеллигенты, не говоря уж о людях малообразованных, читали его нравственную философию…».
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.