Расследования Берковича 10 [сборник] - [32]

Беркович понимал. Должно быть, станок был много сложнее, чем это необходимо для изготовления пятидесятишекелевых купюр. Видимо, доллары Горелик тоже подделывал. Действительно, к чему ему увеличивать срок своего заключения? И так достаточно.

— С другой стороны, — продолжал вслух размышлять Беркович, — кассирши магазинов вас не опознали. Друзья и знакомые ничего о вашей деятельности не знают и свидетельствовать не могут — ни за, ни против.

— Естественно, я никого не впутывал.

— Вы никого не впутывали, верно. Вас никто и не подозревал. Почему же тогда вы хотели сбежать за границу? Вас ведь задержали в аэропорту. Цели своей поездки вы толком объяснить не смогли.

— То, что для меня цель, для вас может быть…

— Не будем спорить, — прервал Горелика Беркович. — Только что вы сказали фразу, которая навела меня на мысль… Сейчас вас отведут в камеру, а часа через два я, пожалуй, хотел бы опять с вами повидаться и тогда поговорить начистоту.

— Какая мысль? Что значит начистоту? — забеспокоился Горелик.

— Поговорим потом, — отмахнулся инспектор и вызвал конвойного.

После того, как Горелика увели, Беркович достал из сейфа папку с материалами по делу о фальшивых шекелях и вытащил удостоверение личности подозреваемого. Ни у кого не возникало сомнений в том, что это подлинный документ. Какие сомнения? Человек не возражал, что это именно он и есть!

С удостоверением в руках Беркович спустился в лабораторию судебной экспертизы и нашел своего друга Рона Хана сидевшим в задумчивости над какой-то грязной перчаткой.

— Погляди-ка, — сказал инспектор, положив на стол удостоверение личности Ефима Горелика, — это подлинник или подделка?

— А, Горелик, — оживился Хан. — Этот фальшивомонетчик? Почему ты решил, что документ может быть фальшивым? Вот если бы Горелик выдавал себя за честного человека…

— Ты проверь, а потом я тебе кое-что скажу, — сказал Беркович и опустился на стул.

Хан взял в руки документ и вышел из кабинета. В его отсутствие Беркович успел прочитать лежавший на столе номер «Едиот ахронот», не нашел там ничего интересного и принялся разглядывать грязную перчатку, принадлежавшую, видимо, какому-то преступнику.

Хан вернулся больше часа спустя и сказал с порога:

— Ты был прав, Борис. Удостоверение фальшивое. Прекрасно сделано, и я даже могу сказать — кем именно. Есть такой…

— Сейчас это неважно, — прервал друга Беркович. — Понятно, что первый Горелик — не тот, за кого себя выдает. Но он взял на себя обвинение. Не значит ли это, что за ним может числиться что-то более серьезное?

— Вот ты куда клонишь… — задумчиво сказал Хан. — Ты, конечно, проверял в архиве его пальцевые отпечатки?

— Естественно. На учете в полиции он не состоял. Из этого следует…

— Ты имеешь в виду убийство Шапошникова?

— Хорошо, когда понимают с полуслова, — улыбнулся Беркович. — На месте убийства пальцевых отпечатков не обнаружено, это верно. Но есть несколько клочков материи. Если я дам тебе кое-что из одежды первого Горелика, ты мог бы…

— Давай! — оживился Хан. — Это не проблема!

На следующее утро в кабинет Берковича вошел инспектор Хутиэли.

— Я слышал, ты разобрался с этими двумя Гореликами? — спросил он. — Кто из них фальшивомонетчик?

— Второй, тот, у кого были подлинные документы. А первый стал жертвой случайного совпадения.

— Значит, он невиновен?

— Напротив, он виновен и еще как! Месяц назад он убил нового репатрианта по фамилии Шапошников, нанеся ему восемь ударов ножом.

— Вот как? — поразился Хутиэли. — Почему же он…

— Он хотел сбежать из страны и выправил себе фальшивый паспорт на имя Ефима Горелика. Это была роковая случайность — Горелика мы искали по делу о фальшивых шекелях. Убийцу взяли в аэропорту, но обвинили вовсе не в том, в чем он действительно виновен. Вот он и рассудил — лучше отсидеть за фальшивки, чем за убийство. Ведь если бы он начал отпираться, мы бы провели расследование, обнаружили, что паспорт фальшивый…

— Понятно, — кивнул Хутиэли. — Одному преступнику повезло, другому нет. Следствию повезло больше.

— Вы считаете, что это везение? — насупился Беркович.

— Не обижайся, — улыбнулся Хутиэли. — Я лишь хотел сказать, что везет тем, кто умеет думать, вот и все.

Смертельная декорация

Утро выдалось таким промозглым, что не только идти на работу, но даже открывать глаза не хотелось. К тому же, Арик посреди ночи проснулся и закатил скандал. Ничего у сына не болело — во всяком случае, когда Наташа поднималась и входила в детскую, Арик переставал кричать, лицо его озарялось улыбкой, он дрыгал ножками, проявляя дружелюбие.

— Ему просто хочется играть, — сказала Наташа.

— В два часа ночи? — пробормотал Беркович и накрылся с головой одеялом.

Это не помогло. Арик утихомирился часа через два, и Беркович не помнил, то ли он все-таки потом заснул, то ли так и ворочался до утра. Голова, во всяком случае, болела так, будто он всю ночь бодрствовал, решая сложную проблему: убил Арона Шпигеля кто-то из работников театра или это все-таки сделал посторонний?

Беркович размышлял над этой проблемой вторые сутки, но не продвинулся ни на шаг, если, конечно, считать шаги только в правильном направлении.