Расследование - [47]

– Не давите на меня.

– Ну хорошо, – сказал он, чуть поморщившись, и включил магнитофон.

Пленка началась с обмена осторожными клише, весьма типичными для разговора, записываемого на магнитофон, когда никто из собеседников не решается на первый шаг. Наконец лорд Ферт сказал:

– Норман, я уже объяснял, почему мы должны еще раз вернуться к этому случаю.

– Хьюз ведет себя просто нелепо. Он позволяет себе откровенную клевету. Не знаю, почему вы принимаете его всерьез. – В голосе Гоуэри сквозило беспокойство.

– Это необходимо – хотя бы для того, чтобы он замолчал. – Лорд Ферт посмотрел куда-то вдаль, глаза его иронически сверкнули, а на пленке слышался его медовый голос: – Вы прекрасно понимаете, Норман, что в наших же интересах доказать, что его утверждения ни на чем не основаны. Тогда мы можем еще раз самым решительным образом подтвердить справедливость дисквалификации и прекратить все кривотолки.

Тонкий ход. В голосе Гоуэри появилось облегчение, он решил, что Ферт по-прежнему – его союзник. Возможно, кстати, так оно и было.

– Уверяю вас, Уайкем, что, если бы я не верил самым искренним образом в виновность Хьюза и Крэнфилда, я бы не вынес вердикта о дисквалификации.

В этом утверждении что-то было не так. И Ферт и Гоуэри тоже это почувствовали, потому что на пленке возникла пауза в несколько секунд.

– Вы по-прежнему так считаете? – наконец спросил Ферт.

– Разумеется! – пылко произнес Гоуэри. – Я так действительно считаю. – С каким-то даже излишним нажимом.

– Тогда... как насчет первого вопроса Хьюза? Как случилось, что Ньютоннардс был приглашен на заседание?

– Мне сообщили, что Крэнфилд ставил деньги на Вишневый Пирог.

– Понятно... А кто сообщил это?

Гоуэри промолчал.

Тогда Ферт задал новый вопрос, почти тем же ровным голосом:

– Ну а почему, по-вашему, могло так случиться, что, когда нам показали отснятый материал с выступлением Хьюза в Рединге, скачки оказались перепутанными?

Гоуэри почувствовал себя гораздо увереннее.

– Это моя вина. Я сам попросил наш секретариат затребовать пленку с последней скачкой. Упустил из виду, что их тогда было семь. Признаю свой недосмотр.

Но поскольку это была не та скачка, ее в расчет принимать нельзя.

– М-да, – сказал лорд Ферт. Он был явно не готов вступать в полемику. Он прокашлялся и сказал: – Я полагаю, вы решили, что имеет смысл посмотреть, как провел Хьюз Урона в предыдущее выступление?

После долгой паузы лорд Гоуэри сказал:

– Да.

– Но в конечном счете эта запись не была показана?

– Нет.

– Была бы показана правильная пленка, если бы, затребовав ее, мы убедились, что скачка в Рединге подтверждала слова Хьюза о том, что в «Лимонадном кубке» он провел Урона тем оке образом, как и во всех предшествующих выступлениях?

Снова молчание. Затем лорд Гоуэри тихо сказал: «Да», – и в голосе его послышалось немалое беспокойство.

– На расследовании Хьюз просил, чтобы была показана правильная пленка, – сказал Ферт.

– А по-моему, нет!

– Я читал стенограмму, Норман. Я читал и перечитывал ее в субботу и воскресенье и потому-то к вам и пришел. Хьюз просил показать правильную пленку, ибо не сомневался, что она подтвердит истинность его показаний.

– Хьюз виноват! – пылко возразил Гоуэри. – Хьюз кругом виноват, и мне ничего не оставалось делать, как дисквалифицировать его.

Лорд Ферт нажал кнопку «стоп».

– Скажите, – обратился он ко мне, – что вы думаете о последних словах лорда Гоуэри?

– Думаю, – медленно ответил я, – что он действительно в этом не сомневался. Тому подтверждение не только эта фраза, но и его поведение на расследовании. Я был потрясен его уверенностью в нашей виновности. Настолько, что пропускал мимо ушей все, что хотя бы отдаленно могло напоминать несогласие с его позицией.

– У вас сложилось такое впечатление?

– Убеждение, – сказал я.

Лорд Ферт прикусил нижнюю губу и покачал головой, но, как мне показалось, это означало не столько несогласие с моими словами, сколько неодобрение всего того, что произошло. Он снова нажал кнопку «пуск». Опять послышался его голос – четкий, лишенный эмоций, мягкий, как вазелин:

– Теперь, Норман, о составе комиссии, что вела расследование. Что побудило вас выбрать Эндрю Тринга и старика Плимборна?

– Что меня побудило? – Похоже, вопрос его сильно удивил. – Не имею ни малейшего представления.

– Может, вы пороетесь в памяти?

– Не знаю, выйдет ли из этого толк, но попробуем... Наверное, фамилия Тринга всплыла потому, что я в настоящее время веду с ним кое-какие деловые переговоры. Ну а Плимборн... Я видел его в клубе, он сидел там и дремал. Потом мы столкнулись в вестибюле и немножко поговорили. Тогда-то я и решил пригласить его на расследование. Не понимаю, к чему вы клоните?

– Не обращайте внимания. Я так... Теперь о Чарли Уэсте. Я вполне могу понять, почему вы пригласили дать показания жокея лошади, занявшей третье место. И, судя по стенограмме, вы заранее знали, какими они будут. Однако на предварительном разборе скачки в Оксфорде Уэст и словом не обмолвился о том, что Хьюз якобы придержал лошадь. Сегодня утром я переговорил со всеми тремя стюардами из Оксфорда. Они подтвердили, что Уэст тогда ничего об этом не сказал. Однако он заявил об этом на основном расследовании, и вы знали, что он намерен сделать такое заявление. Откуда вам это было известно?