Рассказы - [2]

Однажды Лю явился ко мне и заявил:

— Товалис комантил, у меня плосьба, — и он доверчиво прищурил глазки.

— В чем дело, Лю?

Оказывается, Лю встретился с земляками. Их около пятидесяти человек, и тридцать из них хотят вступить в «интернационал». К русским они не хотят, потому что те их «высмеивают».

Я пожурил Лю. Он пристыжено потупился, но сейчас же вскинул на меня свои веселые детские глаза:

— Мозьно?

Так у нас появился китайский взвод.

Вот засуетился Лю! Организовывал. Обучал. Обмундировывал. Кричал. Барта был назначен к ним командиром. Наш Барта — смуглый секлер, потомок гуннов, живущих в Трансильвании. Такой маленький, черноволосый, он как нельзя больше подходил к нашим китайцам. И Лю был его заместителем.

Мы в это время стояли лагерем под Киевом. Лю обучал свой взвод, показывал своим соотечественникам, как обращаться с оружием. Учил их маршировать. В свою китайскую речь он то и дело важно вставлял русские и венгерские слова. Приятно было видеть, как он хлопотал. А китайский взвод старался. Старался до пота. На лицах китайцев отражалось непоколебимое спокойствие.

Как-то после обеда я обходил расположение батальона. В одном из углов двора увидел группу солдат: сидят на земле, на куче камней, на пустых обозных повозках. Подхожу ближе, вижу: Лю стоит посредине и говорит, усердно жестикулируя. Он поворачивает руку то ладонью вверх, то вниз, порой протягивает ее вперед. Я тихо подозвал к себе Барту. Спрашиваю: что товарищи делают?

— Политчас, — отвечает Барта, улыбаясь.

— Лю учит?! — изумляюсь я.

— Учит, да еще как!

Смотрю, сидят наши «китаи». На фуражках пятиконечные красные звезды. Сидят и слушают. Их черные глаза так и поблескивают меж скул. Стоит напряженная тишина. Ни один не спит, не клюет носом. «Интернационал», — говорит Лю и тычет в портрет Маркса, который держит в левой руке. И китайцы смотрят на портрет заросшего волосами старика.

* * *

Товарища Лю Сат-сена мы вычеркнули из списка батальона после боя под Кобеляками.

Мы отступали: с одной стороны был Петлюра, с другой — Деникин, а слухи пугали еще и Мамонтовым. Мы попали в самый угол. От штаба бригады был получен приказ: «интернационал» прикрывает отступление. Это было нам не впервой. Завтра опять пойдем вперед.

Мы плелись пешком вдоль железной дороги. Стояла жара, а местность была гладкая, словно ее кто выутюжил. За нами по горизонту раскатывались пушечные залпы. Шрапнель, как вспарываемые пуховые подушки, лопались в небе. Мы отступали, и настроение было, конечно, невеселое. Пулемет в такой момент обычно портится. Патроны застревают в стволе. Патронташ особенно тяжел, а штык бесполезен. Густо сыплются ругательства. Изнемогают лошади. Вокруг, насколько хватал глаз, словно бесконечная безнадежность, раскинулась равнина. Старые солдаты, прошедшие мировую войну, и те скрежещут зубами.

Сзади идут товарищи китайцы. Лю занят по горло. Он то и дело резко и гортанно кричит:

— Прибавь ходу!

Саперы сбивают болты, но не выворачивают рельсы. Устраивают ловушку на тот случай, если следом за отступающими частями беляки пустят бронепоезд.

На войне солдат только успеет подумать о беде, как она уже тут как тут. Смотрим: бронепоезд, пыхтя, вылезает из-за горизонта и гремит вдогонку за нами. Вдруг на повороте видим, на счастье, кусты по обеим сторонам насыпи, а впереди чернеет лесок.

— Цепь развернуть по обе стороны полотна! Пулемет к правому флангу! Солдатам прибавить шагу!

Настроение становится боевым. Солдаты напрягают внимание и чуть не нюхают воздух. Ура!.. Впереди окопы!.. Остатки прежних боев. Цепь сразу исчезает в земле. А бронепоезд подходит все ближе и ближе, его можно теперь хорошо рассмотреть. Не ахти какое сооружение! Видно, что сколочен на скорую руку. Но пушка на нем все-таки есть. Паровоз осторожно попыхивает. Не нравится ему тишина. Он неуверенно останавливается и начинает пятиться назад. В цепи возникает оживление. Спрашивают:

— Атака?..

— Лежать! — бежит по линии приказ. А вот и донесение (из-за леска вернулась разведка): подходит кавалерия. Сколько? Разве точно узнаешь!.. У отступления глаза велики.

В такие минуты в мозгу командира с быстротой молнии складывается план. Положение ясно. Одна рота попала на ту сторону. Она будет действовать самостоятельно. Бронепоезд выжидает подхода кавалерии. Надо нам брать инициативу.

— Левофланговому взводу демонстративно отступать, отходя беспорядочными группами. Пулемету прикрывать отступление редкими выстрелами, — шепотом передается команда.

Взводный ползет дальше по окопу. Паровоз бронепоезда пыхтит, как разгневанный бык, пригнувший голову к земле. Вот затрещал пулемет. Поезд содрогнулся: с него заметили бегущих. Он прибавляет ходу. Дребезжат рельсы.

— Чуть сойдет, надо бросать на него роту.

Лицо командира бледнеет.

— Не справиться роте с поездом… Напрасные потери…

Вдруг из-за куста вынырнула голова Лю.

— Товалис комантил! — И Лю горящими глазами смотрит на паровоз. — Сейчас опрокинется. Китайский взвод войдет в атаку… Мозьно? — Глаза его блестят.

Бронепоезд приближается к роковому месту. Каких-нибудь пятьсот шагов… Еще несколько оборотов колеса… Стоп!.. Паровоз, как попавшая в капкан лисица, неожиданно вздрагивает. Дергается назад…