Рассказы. Выпуск 2 - [12]

Шуту нравилось рушить стереотипы, преподавать урок глупцам, в трусах пробуждать смелость, наивным открывать глаза на реалии жизни.

По-детски наивный, но мудрый. Беспечный, но всегда готовый к неожиданностям. Все это удивительным образом сочеталось в нем, как тысячи монеток разных стран, лежащих на дне фонтана в центре Рима.

Сначала люди отрицали существование шута, считали его мифом, а каждое появление приписывали каким-нибудь безумцам и фанатикам. Потом те, кто столкнулся лично с мифическим созданием, пытались его поймать или убить, но всякий раз терпели поражение. Смеющийся паяц ловил собой серебряные пули. Улыбался вбитому в сердце осиновому колу. И даже после падения на голову термобарического снаряда вышел, поклонился невидимой публике и растворился в воздухе.

А потом… потом о нем почти забыли. Он стал частью культуры. Кто-то считал его архетипом самого Творца. Другие говорили, что это ипостась Локи. Кому-то и вовсе было чхать на факт существования странного персонажа, что то и дело появлялся в неожиданных местах.

Так продолжалось, пока влиятельные люди, называющие себя Комитет, не озаботились существом, регулярно срывающим их планы. Уж слишком часто неизвестный в дурацком колпаке оказывался там, где они пытались переписать историю свинцом и кровью.

Глава европейского «филиала» организации — сэр Генри — регулярно получал отчеты о том, как некто в шутовском костюме мешает операциям, появляясь в разных точках земного шара. Директор и раньше слышал о чем-то подобном. Но сейчас наглец (если тот действовал в одиночку) перешел дорогу лично ему и его коллегам.

Туман рассеивался. Из него, словно из горячего душа, вышел худощавый высокий человек с нарисованной улыбкой. Он подмигнул снайперам на крыше и исчез. Очередной политик пережил покушение, сам того не подозревая.

Финита ля комедия

В доме с химерами горела тусклая лампочка. Окна закрыли тяжелыми бронированными роллетами, всюду установили детекторы движения, а на всех постах выставили по двое часовых. Хозяева явно ждали гостей холодным осенним вечером.

В комнате сидели трое. В высоком кожаном кресле с резными подлокотниками устроился хозяин дома — немолодой мужчина, на чьем хмуром усталом лице читалось явное недовольство. Старик пытался усилием воли сдерживать дрожь в руках, но пальцы не слушались. Тогда он крепко обхватил деревяшки, стараясь не выдавать волнения.

Рядом стояли его личный помощник и рослый атлетичный охранник, время от времени слушающий что-то в наушнике. Напротив, закинув ноги на стол из красного дерева, расположился партнер сэра Генри — «Второй после бога», как называли его в Комитете, — Ричард Оффенбах.

— Снова он? — старик поморщился.

— К сожалению, он в очередной раз рушит наши планы, — ответил помощник, — снова. Срыв покушения на президента Эквадора, перехват трафика из Колумбии, несколько неудавшихся взрывов в Афганистане. И всюду он. Теперь добрался до Европы.

Старик с трудом привстал, и его тут же подхватил под руку охранник.

— Нужно найти способ поймать или прикончить эту тварь. Уверен, что существует метод.

— Генри… — обратился к нему коллега, — я бы не был в этом столь уверен. Если он тот, о ком я думаю, мы вряд ли в силах его даже удержать взаперти.

— Дик, я слишком стар, чтобы сомневаться, и слишком опытен, чтобы оставить все как есть. Позвони Кецаву. Он в таких делах лучше нашего разбирается. Если мы оба думаем о чем-то в равной степени нестандартном.

— Я свяжусь с израильским крылом организации. Пусть пришлют своих ребят. Им не привыкать решать проблемы такого рода, — ответил Оффенбах.

Сэр Генри встал и подошел к проигрывателю, стоящему на красивом деревянном комоде. Перебрал несколько пластинок и вытянул совсем старую, в пожелтевшем конверте.

— Генри, ты постоянно слушаешь Колтрейна. Может быть, сделаешь мне одолжение и поставишь что-то другое? — спросил Оффенбах.

— Скоро я отправлюсь на тот свет, и это все останется тебе, Дик. Так что потерпи немного мои слабости. Эта музыка напоминает мне о том, кем я был. Иногда важно об этом помнить, чтобы чувствовать значимость всего, что сделал. Уж прости, дружище, я иногда бываю сентиментален.

Захват

Спецотряд, направленный израильскими коллегами, мало напоминал классическую группу захвата. Вместо привычного огнестрела — ружья с дротиками и специфические атрибуты. На одежде — письмена на мертвом языке. Даже сетка, выбрасываемая по принципу гарпуна, пропитана особым зельем. Плюс парочка козырей на случай, если план «А» провалится.

К приходу «гостя» готовились хорошо, и «гость» решил не подводить ребят, которым заплатили за поимку.

Шут стоял рядом с дорогой, по которой уже вот-вот должен был проехать правительственный кортеж. Рядом в траве что-то зашуршало. Он посмотрел под ноги. Старый пепельно-серый кот с рваным ухом таращил на него желтые глазищи.

— Ловушка? Знаю, дружище. Но ведь так даже интереснее.

Он погладил кота, на миг исчез — и тут же вернулся с куском домашней колбасы.

— Держи, проживи этот день лучше меня.

Животное потерлось о широкую клоунскую штанину, схватило еду и унеслось куда-то вдаль.

Шут запрокинул голову и запел. Он пел про ревущий шторм, рвущиеся паруса, храбрых моряков, что смело вышли навстречу стихии, зная, что рискуют жизнями.