Рассказы - [47]

Ничего.

Темнота, безвременье. Где-то проходят секунды, минуты, часы — я стою неподвижный, как каменное изваяние, и всматриваюсь в ночь, охваченный лихорадочным жаром, словно огнепоклонник в ожидании чуда.

В темноте музыка почти смолкла. Последний одинокий стон, затихающие аккорды…

Восток вспыхнул зеленым. В небо поднимается великолепный зеленый шар — средоточие изумрудных оттенков, густых и глубоких, как море.

Всплеск звуков — громкая ритмичная музыка, стремительная, вибрирующая.

Зеленый свет заливает планету, и я готовлюсь к встрече нового дня.

Я вновь среди этих эфемерных созданий. Бреду мимо беседок, останавливаюсь у шатров, разглядываю одежду и украшения: блестящие медальоны, ожерелья и серьги из витого металла, кубки из легких переливчатых сплавов, сверкающие разноцветными бликами — смесь цветов, ароматов, ярких отблесков, мимолетных ощущений. Есть тут цепочки из зеленого стекла, драгоценные заколки в виде бабочек, зеркальные шары, кажется, вобравшие в себя небеса, облака и звезды.

Со всех сторон меня окружают призраки: женщины кокетливо улыбаются мне, мужчины — по-прежнему смутно различимы. Но я сведу себя с ума подозрением, что все это — плод моего больного воображения, его попытка объяснить незнакомые ощущения… И это непереносимо, ибо нет создания более прекрасного, чем та, что я встретил. У меня сжалось сердце, я кинулся вперед, чтобы поймать ее взгляд, увидеть ее глаза, которые, возможно, не были глазами…

Сегодня я заключил ее в объятия, ожидая поймать пустоту… и с удивлением почувствовал плоть. Тогда я стал целовать ее: щеку, подбородок, рот… Никогда, ни у кого на свете я не видел такого удивленного лица; бог знает, что подумала она о моем поступке.

Она пошла своей дорогой, но музыка зазвучала громче и торжественнее: голоса корнет-а-пистонов с затихающими низкими басами.

Рядом прошел мужчина. Что-то в его походке и фигуре показалось мне странно знакомым. Я шагнул вперед, пытаясь рассмотреть его.

Он отпрянул, словно карусельная лошадка. Одет он был в развевающиеся шелковые ленты с помпонами из блестящей ткани. Я встал на его пути. Он отступил, отвел взгляд, и я увидел его лицо.

Это было мое лицо!

У него были мое лицо, моя походка. Он был мною!..

Похоже, зеленый день кончается.

Зеленое солнце двигается по небосклону, и музыка ширится, становясь все торжественнее. Теперь она не стихает ни на секунду, в ней слышится напряженное ожидание…

Врывается далекий судорожный стон, подобный скрежету заевшей коробки передач, нарастает, грохочет…

…И обрывается.

Зеленое солнце исчезает, оставляя на небе след, похожий на петушиный хвост. Звучит медленная величественная музыка.

Запад гаснет, восток разгорается. Музыка переносится к востоку, к полосам розового, желтого, оранжевого, бледно-лилового. Перистые облака вспыхивают отблесками пламени. Небо охватывает золотое сияние.

Музыка набирает силу. Восходит новое солнце — великолепный золотой шар.

Музыка превращается в победный гимн света, возрождения, воплощения…

Что это?! Вновь музыку заглушил неприятный скрежет.

Диск солнца медленно пересек силуэт космического корабля. Корабль завис над моим лугом, из брюха выдвинулись посадочные опоры, напоминающие султан из перьев.

Корабль сел.

Я уловил глухое бормотание голосов — человеческих голосов.

Музыка оборвалась; мраморная резьба, расписные шатры, чудесные блистающие города пропали.

Гэлиспел потер подбородок.

— И что вы об этом думаете? — обеспокоенно спросил капитан Хесс.

Гэлиспел долго смотрел в окно.

— Что случилось потом, когда вы его обнаружили? Вы видели какие-нибудь необычные явления?

— Никаких, — капитан Хесс отрицательно покачал большой круглой головой.

— Несомненно, скопление битком набито звездами, крупными планетами и сгоревшими солнцами. Возможно, они сыграли шутку с его мозгом. Парень был не слишком-то рад нас увидеть, это точно. Он уставился на корабль так, словно мы вторглись в его частные владения. «Мы поймали ваш СОС, — крикнул я ему. — Залезайте на борт и приготовьтесь как следует закусить!» Он очень медленно приблизился к кораблю, будто у него ноги не в порядке.

Ну, в конце концов он все-таки взобрался на борт. Мы погрузили его шлюпку и стартовали.

В пути он ни с кем не общался — замкнулся в себе и только расхаживал взад-вперед.

У него была привычка сжимать ладонями виски. Однажды я спросил, не болен ли он и не нужен ли ему врач. Он ответил, что нет, с ним все в порядке. Вот, пожалуй, и все, что я знаю об этом человеке.

Мы обогнули Солнце и приближались к Земле. Сам я не видел, как это случилось, потому что был в рубке, но мне все рассказали.

Когда Земля показалась на экранах, Эванс забеспокоился, стал вскакивать, без конца мотать головой. А когда мы были в тысяче миль от поверхности, он внезапно затрясся и закричал: «Шум! Какой чудовищный шум!»

— с этими словами он кинулся на корму, залез в свою шлюпку, отстрелялся от корабля и, как рассказывают, исчез в направлении, откуда мы летели.

Это все, что я могу доложить, сэр. Ужасно, конечно, что Эванс решил отдать концы и все наши труды пошли насмарку, но так уж получилось.

— Он улетел обратно по вашему курсу?